Проклятье. В системе, которая прежде идеально помогала, наметились серьезные сбои, прорезались баги и косяки. Еда не спасает. Выпивка не отключает мозг, не вырубает до нужной кондиции.
Мир кино тоже выставил за дверь.
Приходится использовать тяжелую артиллерию. Если от нее не попустит, то наркота и транквилизаторы явно бесполезны. Нечего попусту переводить время и деньги.
— Что это? — пораженно вопрошает Андрей, глядя на широкий экран. — Дерьмо?
— Нет, — презрительно фыркаю. — «Званый ужин».
На полу лежит жирный голый мужик, вокруг него собрались гости, а хозяйка дома поливает импровизированный стол светло-коричневой жидкостью, щедро зачерпывает массу именуемую «основным блюдом» из ржавой эмалированной кастрюли.
— Это бананы взбитые с шоколадом, — деловито поясняю. — Где ваша толерантность? Не у всех людей есть возможность приобрести мебель и научиться готовке, они принимают гостей как умеют.
На заре моей юности «Званый ужин» был передачей про кулинарные таланты, а ныне превратился в арену для истеричек и фриков. Участники шоу дадут фору кому угодно, «Поворот не туда» и «Техасская резня бензопилой» блекнут на фоне того, что показывает данная программа. Фредди Крюгер нервно курит в сторонке, Джейсон Вурхис убегает, роняя тапки.
Спрос рождает предложение, поэтому не спрашивайте кто создает просмотры и держит рейтинг на высоте. Ответ как бы на поверхности. К сожалению, я далеко не единственный зритель.
Боже мой, деградация — это так приятно. Моя маленькая слабость. Разрушаю себя, но в тайне надеюсь зацепить существующий порядок. Задеть, затронуть обломками.
Я бунтую. На зло всем. На зло себе.
Я больше ничего не контролирую.
— Хватит, — строго заключает Андрей.
Выключает телевизор, распахивает шторы настежь, впускает в комнату свет.
— Нет, — жмурюсь. — Какого хрена? Проваливайте отсюда. Это несанкционированная атака на частную территорию.
Сутенер хватает меня за плечи, встряхивает.
— Очнитесь же наконец, — чеканит он.
— Копируете повадки хозяина? — спрашиваю издевательски. — Кстати, не слишком удачно. Вызываете смех, а не ужас.
— Вы действительно хотите все уничтожить?! — восклицает непривычно яростно.
— Что? — усмехаюсь с горечью. — Что — все?
— Все, чего достигли, — хмуро бросает он.
— Да нет у меня ничего, — вырываюсь из цепкой хватки, поднимаюсь на ноги. — С бизнесом не выгорело, полная лажа, чисто повезло. А дальше? Насрать на этот гребаный бизнес, не прет уже искать невест для престарелых иностранцев. Пусть лучше сами, собственными силами.
Беру объемную пачку чипсов.
— Вот моя жизнь.
Подбрасываю в воздух, ловлю.
— Бесполезнее чем гмо-говно.
Бью по яркому пакету. Сильно, резко. Чтоб разорвался, взорвался.
— Ни детей, ни семьи. Ни нормальных человеческих отношений. Никакого доверия.
Добиваюсь цели, стою вся в ошметках разломанных чипсов.
— Кому такое понравится?
Содрогаюсь от немых рыданий, оседаю обратно на диван.
— Я ничтожество. Разве не видно? Я представляю собой полный, абсолютный ноль. Вот он и ушел. Просто свалил в закат. Без скандалов, без претензий. Даже слова не вымолвил.
Сгибаюсь, склоняю голову. Горячий лоб утыкается в сухие ладони. В моих глазах нет слез, а внутри практически атрофировались эмоции.
— Он отправился искать новую дуру. Развлекается. Ему скучно. Я знаю. Я надоела. Я не какая-нибудь супер-модель. Не умница-разумница, знающая кучу языков. Не гимнастка, лихо усаживающаяся на поперечный шпагат.
В горле ком, но разрыдаться не выходит. Будто блок на истерику установлен.
— Я никто. Пустое место.
Андрей опускается рядом, кожаный диван слегка пружинит под его весом.
— Завязывайте ныть, — коротко произносит он.
— Что хочу, то и делаю.
— Естественно.
— Проваливайте, — толкаю его в бок. — Оставьте меня наедине со всем моим дерьмом.
Но сутенер-зануда не спешит послушаться и убраться восвояси. Видимо, намерен мстить за те давнишние ночные звонки.
Настал кровавый час расплаты.
— У господина Валленберга было очень много женщин.
— Точно. Спасибо, что освежили память, а то я периодически страдаю склерозом. И вообще, должна отметить, вы очень тонко чувствуете момент. Рассказы о его бабах. Именно об этом мечтаю сейчас услышать.
— Но такой как вы не было, — продолжает невозмутимо.
— Такой? — хмыкаю. — Какой?
— Непосредственной, — выдает вкрадчиво.
— И почему это прозвучало как синоним детской неожиданности?
— У вас богатое воображение, — пожимает плечами. — Выпьем?
Открывает «пепси», разливает по бокалам.
— Андрей, вы меня пугаете, — взираю на собеседника с опаской. — Теперь реально жутко, аж мороз по коже и пальцы на ногах поджимаются. Вы извращенно издеваетесь или серьезно пытаетесь успокоить?
— Я бы хотел вытащить вас из ямы, в которую вы добровольно сиганули.
Берет пирожное, нагло жрет. Протягивает мне бокал.
Втирается в доверие, сволочь. Посягает на святое, на мою еду и в то же время предлагает совместно распить божественный напиток, благословенный шипучий нектар.
Ходит по лезвию ножа. Больной ублюдок.
— Я вам вроде никогда особо не нравилась, — подозрительно щурюсь.
— Я не думал, что вы так долго продержитесь.
— Долго? — вопрошаю удивленно.
— Почти год.
— Других он отсылал пораньше? — осведомляюсь осторожно.
— Даже месяца не протягивали.
Подавляю в себе желание броситься на Андрея с пламенными поцелуями. Просто беру предложенный бокал и делаю глоток.
— Я слишком сильно ною, да? — нервно покашливаю.
— Нет, — посмеивается. — Вы ноете чудовищно.
— Ну это же того стоит. В смысле стоит потерпеть. Зато у меня очаровательная улыбка и непревзойденное чувство юмора.
— У вас очень странное чувство юмора, — поправляет мягко.
— Странное? Это что еще значит? Типа не смешно?
— Неужели переживаете по поводу моего мнения?
— Не особо. Главное — я собой довольна.
— Вам нужно меньше смотреть по сторонам. Направьте внимание на основное. Пока не стало слишком поздно, пока вы не довели ситуацию до точки кипения.
