Я каменею изнутри.
Замираю, осознав, что в процессе напрасных попыток выбраться из ловушки, только нарываюсь сильнее.
Огромный раскаленный член упирается пониже поясницы.
— Нет, — нервно сглатываю. — Не надо.
— Скажи, чего ты боишься сильнее? Что не войду без смазки? — смеется, а после холодно прибавляет: — Или что наскучишь? Что наиграюсь и выброшу? Избавлюсь от мусора?
— Хватит. Прошу. Твоя шутка затянулась.
Тяжелая ладонь опускается на задницу с таким шлепком, что все предметы на столе вибрируют. И я не исключение.
— Остановись, — умоляю сдавленно. — Ты же любишь меня.
— Люблю, — хмыкает, притягивает за бедра. — И отлюблю. С оттяжкой. На всю длину.
— Пожалуйста, прекрати. Давай обсудим, поговорим.
— Я найду собеседника поинтереснее.
— Отпусти, — цежу сквозь зубы.
— Что нового ты можешь сказать? Что интересного? Чем еще с тобой заниматься? Ты годишься только для ебл*. Очень соблазнительно извиваешься, вертишься на члене. Течешь, изнываешь. Такая мягкая, податливая.
— Это просто слова, — как заведенная повторяю: — Просто слова.
— Учитывая разницу в нашем интеллектуальном уровне, трахать тебя все равно, что глумиться над животным.
Отрицательно мотаю головой, мелко дрожу.
— Нет. Извини, не лучшее сравнение. Разброс между нами гораздо серьезнее. Это как спускать в куклу. Дрочить игрушкой высокого качества, — его пальцы накрывают лоно, поглаживают. — Влажная, горячая. Но без мозгов. В башке совсем пусто.
— Ты… ты серьезно?
— А ты как думаешь? — спрашивает вкрадчиво.
— Лжешь, — выдаю сдавленно.
— Ты выбрала свою роль, — произносит ровно. — У вещей нет права голоса. Даже у самых любимых. А у тех, которые провинились, и подавно.
Он втаптывает меня в грязь. Слова ранят больнее ножа. И разве он не прав? Разве я не заслужила все эти оскорбления? Предательство дает индульгенцию на любые зверства.
Сдохнуть бы сейчас. Прямо под ним. Под жаром сильного тела.
Но достойна ли я настолько идеального наказания?
— Не могу иначе, — роняю тихо. — Должна разобраться.
Даже если разрушу все, чего мы достигли.
— Понимаю, — запечатлевает небрежный поцелуй на моем плече, а впечатление такое, будто выжигает клеймо. — Только это тебя не спасет.
Иногда молчание убивает. Мое молчание убивает нас обоих. Одним выстрелом.
— Проклятье, — гневно бросает фон Вейганд, добавляет несколько ругательств покрепче.
Трель мобильного отвлекает его, заставляет отложить экзекуцию. Не звонок. Сообщение.
— Как тебе? — спрашивает он. — Хороша?
Кладет телефон перед моим лицом.
Я не сразу понимаю, что вижу на экране. Изображение расплывается, ведь я беззвучно рыдаю, сама не осознаю, как истерика завладевает разумом. Однако картинка все же выстраивается.
— Кто она? — спрашиваю пораженно.
Сообщение оказывается с фотографией. Перед моим взором предстает неизвестная девушка. Худая, темноволосая. Черты лица не различить, ведь ее голова склонена вниз. Тем не менее, она кажется мне красивой. У нее длинная шея, острые плечи, ключицы выделяются. Вырез просторной футболки позволяет многое рассмотреть. К тому же, я замечаю шикарную грудь. Контуры явственно проступают через тонкий материал.
— Мой подарок.
Фон Вейганд убирает мобильный. А потом вдруг отстраняется, избавляет запястья от ремня.
— Одевайся и отправляйся вниз. Водитель отвезет тебя домой.
Я на воле. Свободна. Но ощущение, будто все до единой кости раздробили. Обратили в пыль. В пепел. Медленно, методично, с садистским удовольствием.
— Подарок? — спрашиваю глухо. — В каком смысле?
— Я еще не решил, — он застегивает штаны. — Трахнуть ее самому, передать другому. Или выбрать вариант поинтереснее.
— Ты всерьез…
— Запретишь мне? — его брови издевательски выгибаются. — Правда?
— Я не понимаю, что за игру ты затеял.
— Натягивай тряпье, — повелевает отрывисто. — И проваливай.
— Я не собираюсь…
Он хватает меня за плечи, встряхивает настолько сильно, что мне кажется, будто голова оторвется. Тошнота моментально подкатывает к горлу, вокруг пляшут сверкающие точки, беснуются и кружат в безумном хороводе.
— Еще одно слово. Только одно короткое слово. Не важно, о чем. Почему. Для чего. Еще одно слово — и ты не то, что сидеть не сможешь. Ты ходить перестанешь. Будешь скулить, ползать в луже собственной крови.
Хриплый голос пропитан ледяной яростью, пронизан кипучей злобой. Сочится ядом, режет точно лезвием.
Я никогда не ощущала от фон Вейганда такой ненависти. Испепеляющей, токсичной.
Будь его воля, он бы меня убил. Растерзал голыми руками. И воля есть. Вижу по глазам. По зияющей черноте. Его демоны жаждут моей плоти.
Тогда зачем сдерживаться? Отступать, скрываться во тьме. Давать последний шанс исправить ситуацию, признаться.
Я ничего не решаюсь произнести. Не отваживаюсь протестовать. Я покорно одеваюсь, привожу себя в порядок.
Он действительно поедет к той неизвестной девушке? Прямо так? Возбужденный, на взводе?
Я не могу этого допустить. Или это очередное красивое оправдание? Попытка логично объяснить грядущее.
Я подхожу к фон Вейганду очень близко, стойко выдерживаю тяжелый взор, не разрываю контакт ни на миг.
Мне кажется, если я хоть на секунду отведу глаза, отвернусь, все будет кончено. Он меня уничтожит. Просто разорвет на куски.
И… мне не кажется.
Я беру его за руки, переплетаю наши пальцы. Мягко подталкиваю назад, к кожаному креслу. Не нарушаю рваную, пульсирующую тишину.
Я заставляю его присесть. Почти как тогда. В другом мире, в иной реальности. Когда он говорил по телефону, а после разбил мобильный о стену.
Я опускаюсь на колени между его широко расставленными ногами. Несколько нервных движений. Шумный вдох и сдавленный выдох.
Я теряюсь. Не разбираю, что и где. Из чьей груди вырывается гулкий стон.
Глаза в глаза.
Я будто проваливаюсь в омут. Вязкий, тягучий. Чернильный, сливающийся с давящей темнотой, которая окутала нас.
Не медлю, уверенно сжимаю раскаленный член. Беру в рот, погружаю глубоко, ласкаю языком.
Я делаю все то, чему он учил меня. Я делаю все так, как ему нравится.
Вены набухают, ствол твердеет, впечатление, словно под упругой кожей течет металл. Расплавленная сталь наполняет плоть изнутри.
