— Чтоб ты…
Он отпускает меня. Резко. Неожиданно.
Отходит в сторону, но держит под прицелом.
Шумно втягиваю воздух, закрываю рот ладонями, сдерживаю дикий вопль глубоко внутри. Отчаянно стараюсь не показать свою боль. Держусь изо всех сил.
— Выпороть бы тебя, — говорит Валленберг, говорит так, будто подразумевает совсем не порку кнутом, а после милостиво добавляет: — Но я оставлю это для Алекса.
— Вам пора, — сообщаю вкрадчиво. — Проваливайте.
— Повтори.
— Убирайтесь, — превозмогаю жгучую боль и усмехаюсь.
Я пешка.
Но он не мой король.
— И кто это говорит? — холодно интересуется барон.
— Я, — отвечаю коротко.
— Я должен послушать какую-то девку? — насмехается. — Шлюху?
— Его девку, — продолжаю улыбаться, хотя щеку сводит судорога. — Его шлюху.
— Неплохо, — кивает. — Уже лучше.
Достаёт бутылку виски из бара. Берёт нож.
Наблюдаю за ним как заворожённая.
Нож для колки льда. И всё же. Я очень удивляюсь, когда он вонзает его в лёд, а не в моё призывно обнажённое горло.
Вынуждена признать, ему идёт. Отблески стали. Осколки. Льда. Пополам с осколками моего самообладания.
Он не лгал и не преувеличивал свой талант. Он и правда умеет обращаться с ножом. Это видно по каждому его движению.
— Твоё здоровье.
Валленберг протягивает мне стакан со льдом, а себе наливает виски. Ничем не разбавляет, просто пьёт.
— Вы не… — осекаюсь.
— Приложи лёд к лицу, чтобы не осталось синяков.
— После всего, что я, — запинаюсь. — Вы так спокойно…. вы что…
— А что я? — насмешливо выгибает бровь.
И правда.
Что такого.
Обычный разговор.
— Не убьёте меня? — спрашиваю тихо.
— Это надо заслужить, — отвечает иронично.
Все так общаются.
Ничего необычного.
Ничего примечательного.
— Сколько же на тебя давить, чтобы получить отпор, — вдруг заявляет он, подходит вплотную. — Ты должна быть смелее.
— Я вас не понимаю, — качаю головой. — Совсем не понимаю.
— Ты рабыня, — произносит ровно. — Алексу нужна равная.
Вот и опять.
Новый удар под дых.
Ставлю стакан со льдом на кровать.
— Я не…
— Я хочу достойную пару для своего внука.
— И даете понять, что таковой меня не считаете, — бросаю с горечью. — Я из Украины. Мой бизнес всегда вертелся вокруг развода престарелых иностранцев на деньги. У меня весьма сомнительная биография.
Валленберг прикладывает лезвие ножа к моим губам.
Призывает заткнуться.
Приказывает.
— Не важно, что считаю я, — говорит барон.
Сталь опускается к горлу.
Скользит легко.
Едва касается кожи.
А мне совсем не холодно.
Под льдом растекается жидкий огонь.
— Важно, возьмешь ли ты эту роль?
***
Если смотреть на солнце достаточно долго, то оно уступит мрачному тону моих мыслей и поспешит скрыться за грозовыми тучами. Без вариантов. Или нет? Разве мир не вращается вокруг моих желаний? Не верю, так не бывает.
Я смотрю на солнце. Уже достаточно долго. Более чем достаточно. Только ничего не происходит. Хотя и туч нет. Даже на горизонте — ни облака. Некуда прятаться.
Сегодня удивительно ясная погода. Просторная комната переполнена светом. Все шторы раздвинуты. Огромный стол сервирован на двух персон. Прямо передо мной Вальтер Валленберг нарезает яблоко. А мог бы нарезать врагов.
Говорю же, удивительно ясно кругом.
Идеальное утро.
— Это правда, что «Майн Кампф» ваша любимая книга? — завожу непринужденную светскую беседу.
— Я могу процитировать ее с любого места, — говорит барон.
— Никогда бы не подумала, — протягиваю с нарочитым удивлением.
— Почему же? — усмехается. — У меня отличная память.
— Понятно, — киваю. — Наверное, при каждом прочтении открываете новые интересные моменты.
— Я прочел это один раз.
— И сразу выучили наизусть? — невольно хлопаю ресницами.
— Моя память — проклятье и благословение, — пожимает плечами.
— Вы настолько легко все запоминаете?
— Забывать гораздо труднее.
Но не труднее, чем анализировать подобные ответы. Рядом с ним я чувствую себя полной идиоткой. Хотя нет… я и есть самая настоящая идиотка, если надеюсь вывести матерого гада на чистую воду.
— Зеленое яблоко, — поглядываю на его тарелку. — Вы серьезно?
— Я завтракаю так почти сто лет подряд, — невозмутимо заявляет Валленберг.
Седина. Морщины. Годы никого не щадят. Только черт раздери, этот ублюдок не выглядит на свой возраст. Как будто обманул время. Или украл чужое. Замедлил бой биологических часов.
— Ваш секрет реально работает, — говорю я.
— Здоровый образ жизни, — говорит он.
Решаю пропустить ремарку о том, как вчера вечером была практически опустошена бутылка виски. Причем единолично.
В конце концов, существуют вопросы куда любопытнее.
— А вы встречали Гитлера? — смотрю на него в упор.
— Как тебя сейчас, — произносит ровно. — И даже ближе.
Внутри саднит от этого сравнения.
Морщусь.
— Я жал ему руку, — продолжает дальше. — Великий день.
— Для кого?
— Для фюрера, разумеется, — хмыкает. — Он сказал, такие воины как я огромная редкость. И Дьявол не даст мне соврать: он был прав.
Его глаза горят столь ярко, что моим глазам становится больно. Отвожу взгляд, перевожу внимание на овсяную кашу, ковыряю вязкую субстанцию ложкой. В горле встает ком, который очень сложно проглотить.
— А вам не хотелось его убить? — спрашиваю, взирая в пустоту.
— Зачем? — в хриплом голосе сквозит удивление. — Чтобы занять его место?
— Что?
Вскидываюсь.
Чуть не подпрыгиваю на стуле.
О чем он вообще?
— Я бы мог его убить, — ровно замечает Валленберг. — Но был бы я тогда здесь?
— Были бы живы люди, — бросаю я. — Миллионы людей.
