Парализует.
Не пытаюсь вырваться.
Не дергаюсь.
Я цепенею.
Тяжелая поступь зверя.
Все ближе и ближе.
Вспыхивает свет.
А впечатление такое, будто прямо перед моими глазами безжалостно тушат пламя тысячи свечей. Холод ударяет в лицо. Я замерзаю изнутри.
Где был тот момент.
Когда я поняла.
Дверь захлопнута.
Навсегда.
Я озираюсь. Оглядываюсь. Жадно впиваюсь взором в окружающее пространство, изучаю каждую мелочь.
Как будто и правда надеюсь.
На что?
Как будто могу спастись.
Наивная.
Дура.
Я пропустила главное.
Звук закрываемого замка.
Все кончено.
Теперь уже точно.
Я в паутине.
И это не гребаная метафора.
Паутина вполне реальная. Выкованная из стали. Огромная. Гигантская. До дичайшего ужаса настоящая.
Кажется, нечто подобное я видела прежде.
Проклятье.
Ну, конечно.
Та самая игрушка. В кабинете фон Вейганда. Та самая дрянь, которая едва не изувечила мою руку.
Тогда он спас меня.
Он сказал…
— Frei (Свободна), — бормочу одними губами, повторяю громче: — Frei (Свободна).
Ничего не изменяется.
Абсолютно никакого эффекта.
Я не рискую предпринять очередную попытку. Вдруг станет хуже. Хотя куда уже хуже. Я зажата со всех сторон. Голая и покорная рабыня. Обездвижена. Надежно зафиксирована для жестоких забав господина.
И все же.
Я понятия не имею, как работает механизм. Не хотелось бы заиграться и сдохнуть по чистой случайности. Вообще бы не хотелось… сдохнуть.
Не здесь.
Не сейчас.
Дьявол.
— Ты, — выдыхаю я.
Боль моя.
Агония.
Безумие.
Зверя.
Я.
Опять.
На коленях.
Запомни мир.
Таким.
И забудь.
Возврата больше нет.
И никогда не будет.
Это не снег.
Это небо в огне.
Завтра не наступит.
— Алекс, — чуть слышно шепчу я.
Оглядываюсь по сторонам, ищу помощи. Отчаянно дергаюсь, тщетно бьюсь в стальных сетях. Ощущаю себя жалким насекомым в смертоносных путах.
Попалась.
Попала.
Девять жизней — у кошки.
У меня — ни одной.
Ловушка захлопнута.
Занавес.
Свет тускнеет.
Тяжелые шаги становятся все отчетливее. Будто раскаты грома. Бьются такт в такт с тугими ударами крови во взмокших висках.
Высокий. Холодный. Мрачный.
Он.
Режет мою реальность.
Кромсает на части.
Как нож.
Бритый череп. Безупречно подстриженная борода. Очередной идеально подобранный костюм. Темный. И ослепительно белая рубашка.
— Алекс, — повторяю я.
Он подходит ближе. Вплотную. Поднимает руку, проводит ладонью по воздуху, прямо перед моим лицом.
Я открываю рот.
Я хочу что-то сказать.
Я…
Затыкаюсь.
Практически мгновенно.
Слова не идут.
Забиваются в горле.
Какая странная ласка.
Жуткая. Страшная. Чудовищная.
Единственная ласка, которая светит сегодня.
Он не дотрагивается до моего лица, не прикасается к моим губам. Его пальцы так близко. И так мучительно далеко. Как он сам. Но даже при этом раскладе меня обдает жаром, а низ живота сводит тягучая судорога.
Будто нет никаких цепей.
Нет подземелья.
Только он.
Я.
И никого.
Ничего.
Между.
Как прежде.
— Алекс, пожалуйста, — выдаю сдавленно, нарушаю тишину. — Давай перенесем эту твою забаву на другой раз. Я должна подготовиться. Я не могу так сразу.
Он отступает.
Молча.
Его глаза чернее ночи.
Его глаза.
Его?
— Прошу, — судорожно сглатываю, пытаюсь завязать диалог: — Я и не знала, что здесь есть такая паутина. Кстати, из чего она сделана? Довольно прочный металл и в то же время гибкий. Мне даже не больно. Ну, почти не больно. Зато страшно до чертиков.
Я осекаюсь.
Замолкаю.
Вмиг.
Эта кривая ухмылка.
Этот пылающий взгляд.
Вроде знакомо.
До боли.
Но.
Боже.
Кто ты?
Господи.
Разве ты это он?
Дьявол скалится, почуяв мой страх.
Улыбка без тени веселья.
Мертвая.
Каменная.
И в глазах разверзается бездна.
Царство темного пламени.
Сожжена надежда.
Вера выжжена.
Но я живу.
Я.
Жива.
Для тебя.
Я должна танцевать.
На битом стекле.
На углях.
Я.
Твоя.
Вырежи.
Выбей.
Выгрызи.
Чтобы запомнила.
Точно.
До скончания веков.
И далеко после.
— Алекс, — выдыхаю, нервно облизываю пересохшие губы. — Поверь, сейчас не лучший момент. Я совсем не готова. Прошу.
Ухмылка становится шире.
Я вижу — его зубы остры.
Зверь голоден.
Пощаду не вымолить.
Казнь не остановить.
Он говорит. Резко. Грубо. Хрипло. По-немецки. Будто отдает приказ. И впечатление, точно рык вырывается из груди. Такой же звук издает хищник, разрывая добычу на куски.