Перевожу взгляд на него. Замолкаю моментально. Ему не нужно ничего объяснять, все и без того предельно ясно.
— Два месяца? — мои брови взмывают вверх, глаза обжигает, приходится закрыть рот рукой, чтобы не заорать, приходится выдержать паузу. — Сейчас не может быть ноябрь. Я не могу быть здесь два месяца. Это просто нереально.
Мой хозяин молчит. Позволяет мне сделать собственные выводы, прийти к единственно верным заключениям.
Ну, конечно.
Только на коррекцию шрамов понадобилось две недели. А сколько времени прошло до этого? Сколько времени потребовалось, чтобы я перестала дико орать и терять всякую связь с реальностью при виде моего зверя?
Я оседаю на кровать, откидываюсь на подушки, сжимаю мобильный телефон настолько сильно, что, кажется, еще немного, и экран покроется паутиной уродливых трещин.
Два месяца. Два гребаных месяца.
— Твои звонки не прослушиваются, — ровно произносит фон Вейганд.
И уходит.
Я долго смотрю на закрытую дверь. Такое странное, необъяснимое чувство: без этого мужчины мне тошно, а с ним еще во сто крат хуже. Я начинаю понимать наркоманов. Подобное открытие пугает до дрожи. Моя жизнь, точнее все то, что от нее осталось, отправляется к черту. Я отчетливо представляю себя на собрании анонимных аддиктов.
Привет, меня зовут Лора Подольская, и, хоть я уже несколько месяцев в завязке, время, проведенное под запрещенным препаратом, остается лучшим временем в моей жизни. Пускай мне отрезали ноги. Пускай я гнию изнутри. Пускай кожа сходит с тела мерзкими струпьями. Плевать. Пофиг. По боку. Было круто. Когда опять повторим? Пожалуйста, я готова, всадите иглу поглубже.
Господи. Неужели никогда не очнусь?
Я оживляю экран телефона простым прикосновением. Жаль, саму себя оживить гораздо труднее. Если вообще возможно.
Вглядываюсь в дату. Ноябрь.
Даже страшно подсчитывать, сколько месяцев я не выходила на связь с родными. Они на грани безумия. Наверняка. Места не находят от тревоги. Ночами не спят, вздрагивают от каждого звонка.
Мои разговоры не прослушиваются. Теперь.
А что это меняет?
Как будто я решусь рассказать правду. Хоть когда-нибудь. Если моя мама узнает долю истины, поседеет в момент. Лучше жить мечтами, витать в сладких иллюзиях. Дочка замужем, счастлива в Америке, достигла абсолютного успеха.
Меня вполне устраивает красивая ложь.
Я буду играть до конца.
Максимально убедительно.
— Привет, мама.
— Лора?
— Привет.
— Лора, это точно ты?
— Ну, конечно.
— У тебя очень странный голос.
— Просто связь.
— Связь?
— Связь паршивая.
— Ты в порядке?
— Я… супер.
Вот только.
Я не я.
Уже давно.
Нет.
Я мертва.
— Где ты?
— Далеко, — сглатываю.
— На правительственном объекте?
— Что? — запинаюсь. — Это трудно объяснить.
— Понимаю, государственная тайна, — живо продолжает мама. — Хорошо, ваш друг с нами связался и предупредил. Но знаешь, на будущее, было бы неплохо хотя бы сообщение от тебя получить.
— А наш друг разве мало сообщил? — спрашиваю осторожно.
— Он намекнул, мол, Дориану предложили выгодный проект, но там везде повышенная секретность, все очень строго, нельзя пользоваться мобильной связью.
— Видишь, — выдыхаю. — Я не могу ничего разглашать.
— Ваш друг сказал, вам пришлось срочно уехать.
— Верно.
— Очень приятный мужчина, отлично знает русский язык, — говорит мама. — Интересно, сколько ему лет?
— Андрею уже за тридцать, — отвечаю автоматически.
— Какому Андрею? — искренне удивляется. — Нам звонил Алекс.
— В смысле? — обмираю изнутри.
— Александр. Так он представился. А кто такой Андрей?
— Хм, — закашливаюсь, начинаю лихорадочно выдумывать на ходу: — Понимаешь, у него двойное имя. Андрей-Александр. И мне больше по вкусу Андрей. Энди звучит мощно. Алекс слишком банально. Саши ведь на каждом углу. Никакой оригинальности.
— У него интеллигентный голос.
— Серьезно? — едва подавляю истерический смешок. — Никогда не замечала.
— Вчера он больше часа проговорил с твоей бабушкой.
— О чем? — мои глаза до боли округляются.
— Обо всем, — следует обезоруживающий ответ. — Жаль, ты совсем не находишь для нее времени.
— Я же не могла…
— Это сейчас, — говорит мама. — А раньше? Позвонишь мне на минуту, потом пропадаешь на месяц.
Моя карта бита.
Крыть нечем.
— Я исправлюсь, — обещаю тихо.
— Ладно, не важно, — отмахивается. — Главное, у тебя все хорошо. И спасибо Алексу, что он связался со мной. Ты так резко пропала. Я чуть с ума не сошла. Только его звонок меня и успокоил.
— Правда?
— Да.
Такое странное чувство.
Будто пуля прошивает голову.
Насквозь.
Он успокоил мою маму.
Успокоил.
Мою маму.
Да она меня в школу за руку отводила. До выпускного класса. Я должна была ей звонить после каждой пары в универе. Мне даже мобильный телефон ради этого купили. Когда я забывала ее набрать, она мчалась на поиски нужной аудитории, ожидала на пороге.
— Как часто он вам звонит? — спрашиваю глухо.
— Пару раз в неделю, — сообщает мама. — Ты знала, что у его отца есть русские корни?
— Конечно, — усмехаюсь. — Мы же друзья.
— Алекс недавно развелся.
— Я в курсе.
— Может, тебе стоит к нему присмотреться?
— Мама, — ком встает в горле. — Я замужем.
— Он так говорит о тебе.
— Как?
— У него сразу тон меняется.
— Бред, — нервно смеюсь. — Не выдумывай.
— Ощущается щемящая нежность.
Поразительный контраст. Мама в восторге. А у меня тошнота подкатывает к горлу. И приходится зажать рот рукой. Плотно. Чтобы не закричать. Не завопить в голос.
Господи. Боже мой.
Фон Вейганд умудрился промыть мозг моей матери. По телефону. За несколько разговоров. Очаровал мою бабушку. Вошел в доверие целиком и полностью.
