Я отмечаю старинный интерьер. Горящие в канделябрах свечи. Ажурную лепнину.
Мило. Приятно. Симпатично.
Какого черта?!
Мой вечный тюремщик не дает шанса возмутиться. Не позволяет разлепить губы и озвучить хотя бы один вопрос. Впечатления меняются со скоростью света. Не успеваю отрефлексировать. Удобоварить.
Внутрь входит молния. Раз за разом. Ток пробегает по жилам. Сотрясает плоть, пускает электрическую волну в кровь. Обесточивает, рушит опоры.
Фон Вейганд вносит меня в просторную комнату, освещенную лучше тех коридоров и помещений, которые мы благополучно миновали. Аккуратно ставит на пол. На мягкий ковер.
Привычно осматриваюсь.
Пылающих свечей настолько много, что люстры не потребуются. Цветочные гирлянды щедро обвивают стены. Будто из пустоты, льется чарующая мелодия.
Ну просто загляденье.
Прямо по центру располагается стол, где разложены неизвестные документы. Рядом красуются два мужика в деловых костюмах и дама при полном параде.
Обращаю полный недоумения взор на своего хозяина.
Тишина.
Ноль реакции.
Абсолютный игнор.
Дама начинает озвучивать речь. По-немецки. Джентльмены перекладывают листки, раскладывают по папкам.
И почему за два месяца разлуки я так и не удосужилась выучить проклятый язык? Тогда бы понимала, какого дьявола здесь творится.
— Это, — запинаюсь, смотрю на фон Вейганда, после перевожу взгляд на трио, воркующее за столом, опять возвращаюсь к моему любимому маньяку. — Это что вообще?
— Наша свадьба, — следует ровный ответ.
— Что? — практически совершаю тройной кувырок назад, аж на месте подпрыгиваю и бешено выпучиваю глаза. — Что?!
— Что? — спокойно возвращает мне мой же вопрос, пожимает плечами, точно ничего особенного не происходит, услужливо уточняет: — Бракосочетание.
Класс. Круто. Благодарю.
Теперь все предельно ясно.
Исчерпывающее объяснение.
А, блин. Куда там. Нет. Ни хрена. Ни хренашеньки подобного.
Да что он, черт побери, такое несет?
— Слушай, нужно меру знать, пошутили — и хватит, — мои губы растягиваются в нервической улыбке. — Прикол чуток подзатянулся. Прекращай. Завязывай. Правда.
— Пора поставить наши подписи, — говорит фон Вейганд. — Официальная часть церемонии завершена.
Холодно. Четко. Без тени каких-либо эмоций.
Мистер Невозмутимость. Бл*ть. Чего?!
Мне мало всех существующих на свете восклицательных знаков. Мало слов. Мало самых грязных ругательств. Мало всего. Твою ж мать.
Он серьезно?
Ну, да. Серьезно. Серьезнее некуда.
— Я отказываюсь выходить замуж в подобном наряде, — выдаю сквозь зубы. — Даже не мечтай. Сперва подберем платье. Пышное. С кринолинами. Бриллиантами разошьем. Дорого-богато, все дела. Чтоб за километр народ ослепляло.
Еле держусь. Задыхаюсь от ярости. Готова взорваться.
Наверное, стоило выразиться по-другому. Жестко. Прямо. Без долбаной корректности. Приложить как есть.
Я отказываюсь выходить замуж. За тебя. Потому что ты чертов псих и на всю голову больной садист.
Пусть люблю до одури. Пусть берегу в душе и в сердце. Пусть пускаю по венам в тело. Пусть пропитываю отравой каждую клетку. Пусть подыхаю вдали. Пусть загибаюсь от гнетущего одиночества. Пусть. Плевать. Я уже не вернусь. Не ступлю под венец. Не дам связать себя узами проклятого брака.
Комедия закончена. Трагедия тоже. Занавес.
Прощай. Ты в прошлом. Смирись. Не ищи. Не зови. Просто отстань. Отвали. Сгинь. Потеряйся во мраке.
Я слабая. Безнадежная. Неизлечимая. Наркоманка. Но даже при самом печальном раскладе могу уползти.
Нашей свадьбы не будет. Не только сегодня. Никогда.
Я не создам новый том этой гребаной книги.
Точка. Точка. Точка.
Понятно?
— Нет, — заявляю твердо. — Я ничего подписывать не стану. Даже за Дориана выходила в нормальном прикиде. К свадьбе со Стасом лучше готовилась.
Упираю руки в боки, стараюсь выглядеть стойко и угрожающе, призываю на помощь все силы. Всю волю. До капли.
— Придется отменить церемонию, — выдаю уверенно и строго. — Конечно, пиджак у тебя улетный, но за свадебное платье не прокатит.
— Валяй, — поразительно легко соглашается фон Вейганд. — Найду другой наряд. Чтоб нам двоим по вкусу пришелся.
Ох, стоило сразу предугадать такой расклад. Обещал же прежде одеть иначе, в ту ночь, когда принудил к разврату на моей детской кровати. Теперь наверняка заготовил кучу обалденных вариантов.
Но я не сдамся. Ни за что. Не побоюсь. Не уступлю. Ни единого сантиметра назад, ни пяди врагу.
Он еще не знает…
Он…
Фон Вейганд подходит и срывает с меня пиджак. Так, что пуговицы разлетаются в разные стороны, ткань по швам трещит, расползается. Миг — облачение сдернуто и отброшено.
— Т-ты, — осекаюсь. — Т-ты.
Ничего стоящего произнести не способна.
Инстинктивно обнимаю себя руками. Прикрываю стратегически важные места. Действую на автомате. Ледяная дрожь обрушивается на плечи градом. Подгибает колени.
Холодно. Как тогда. В подвале.
Мой поводок удлинен. Ослаблен. Слегка.
А свобода насквозь лживая. Мнимая. Иллюзия.
— Пожалуйста, я…
Он подходит к столу, останавливается напротив тех странных мужчин и не менее странной женщины, берет ручку и расписывается. Отдает резкий приказ на немецком языке. Трио синхронно отворачивается. Покорно сливается с мебелью. Никак не отсвечивает.
— Твоя очередь, — говорит фон Вейганд.
И я понимаю, что отказаться нельзя. Что здесь не спрашивают. Стимулируют. Направляют к верному решению. Нежно. Деликатно. А если начну бунтовать, получу гораздо жестче.
Будет и битое стекло. И раскаленные угли. И еще много чего экзотического.
Полный пакет развлечений. Для меня лично.
— Я, — сглатываю. — Слишком рано.
Дура. Психопатка. Самоубийца.
За родителей не страшно? Он же их в порошок сотрет. Уничтожит в момент. Раскатает по асфальту всю твою семью и даже особого значения этому не придаст. Ты букашка.
Включи мозги. Быстро. Хотя бы попробуй.
Очнись. Окстись. Обыграй зверя.
Подчинись ему. Прими жестокие правила. Притворись покорной рабыней. Не в первый раз. Приноровишься. Потом подумаешь, как выкрутиться. Как удрать.
