— In case if my… (Если мой…)
Осекаюсь, размышляя над тем, как обозначить фон Вейганда. Любовник? Друг? Знакомый? Разрешено ли, вообще, его обозначать в беседе с человеком, не внушающим ни капли доверия.
— I suppose you intend to come together with mister Wallenberg, (Полагаю, вы намереваетесь прийти вместе с господином Валленбергом,) — улыбка становится шире.
— How could you know? (Откуда вы знаете?) — вырывается непроизвольно.
— People talk a lot about you, baroness. (Люди много говорят о вас, баронесса.) Especially after mister Morton was beaten by mister Wallenberg. (Особенно после того, как господин Валленберг избил господина Мортона.)
Слухами земля полнится. Скандал вышел за двери массажного салона, ославил меня в обществе и не предан забвению.
Дура, какая же все-таки дура… наломала дров, спасибо природной тупости.
— It is awful, (Это ужасно,) — едва не сбиваюсь с ритма, но вовремя концентрируюсь. — Why do they talk about it? (Почему они говорят об этом?)
— You know there is only one thing worse than being talked about*… guess what? (Видите ли, существует единственная в мире вещь, которая хуже, чем то, что о тебе говорят… догадайтесь, какая?)
*цитата Оскара Уайльда
— Not being talked about, (Когда о тебе не говорят,) — выдаю на автомате.
— I regret he was gay*. (Жаль, что он был гей.) But this sad fact doesn’t influence the genius of his works. (Но сей печальный факт не влияет на гениальность его работ.)
*отсылка к нетрадиционной сексуальной ориентации Оскара Уальда
Мне дурно, физически плохо. Желудок сводит болезненная судорога, в горле по-прежнему стоит противный комок. Хочется на воздух. Подальше от блеска драгоценностей и шороха тканей. Надо впустить кислород в легкие. Прочь из душного зала.
— I am sure mister Wallenberg was right when he hit mister Morton, (Уверен, господин Валленберг был прав, когда ударил господина Мортона,) — продолжает незнакомец и признается: — I would act exactly the same. (Я бы действовал точно так же.)
— You are a man of property, (Вы собственник,) — нервный смешок.
Музыка умолкает, и мне позволено отстраниться. В кои-то веки насладиться личным пространством.
— Much more than you can imagine. (Гораздо больший, чем вы можете представить.)
Раздается бой часов. Замечаю, люди вокруг замирают в ожидании чуда. Еще одна местная традиция? Надеюсь, поцелуев в полночь не последует.
— Mask off, (Долой маску,) — произносит незнакомец, подносит обтянутую перчаткой руку к лицу.
Затравленно оглядываюсь, вижу, что гости спешат последовать его примеру.
— Mask off! (Долой маску!) — рокотом проносится по огромному залу.
Мой взгляд возвращается к недавнему партнеру по танцу, и приходится зажать рот рукой, чтобы не закричать. С неподдающимся описанию изумлением узнаю в нем… Леонида.
Ладно, не верю.
Нет, правда.
Не разыгрывайте меня.
Че реально купились?
Это жизнь, а не какая-нибудь научная фантастика. И не моя дипломная работа. И даже не те официальные письма, которые нас заставляли переводить на заводе.
Никого не узнаю. Незнакомец остается незнакомцем.
Коротко стриженные темные волосы обрамляют лицо ангела. Широкий лоб, высокие скулы, прямой нос, тонкие, но красиво-очерченные губы. Черты, наделенные классической привлекательностью, вызывают невольное восхищение. Но его глаза… в них царит темнота. Беспросветная, лишенная надежды и пламени настоящего чувства. Это взор хладнокровного убийцы, который ни перед чем не остановится ради достижения цели.
Он не из тех, кто продает душу. Он тот, кто покупает.
Глава 4.4
— I expected to meet you next to my treasure, (Ожидал встретить вас рядом с моим сокровищем,) — знакомый голос обдает волной жара.
Горячие пальцы касаются моей маски, снимают и отбрасывают в сторону, прямо на пол.
— I am always around, (Я всегда неподалеку,) — ледяной тон и снисходительная усмешка. — I notice and control everything, mister Wallenberg. (Все замечаю и контролирую, господин Валленберг.)
— I have to disagree, (Вынужден не согласиться,) — иронично, нарочито растягивая слова произносит фон Вейганд.
Его ладони ложатся на мою талию, притягивают ближе, закрывают и защищают от всего на свете.
— Some things are out of your power, lord Morton. (Некоторые вещи вам не подвластны, лорд Мортон.)
Тайм-аут.
Что?!
Лорд Мортон? Чокнутый садист и псих без тормозов? Удивительно молодо выглядит как для отца Гая. Лет тридцать пять, не больше. Хотя эти маленькие морщинки в уголках глаз, если присмотреться, то…
Как говорил наш куратор, оценивая очередные нововведения Министерства образования:
— Я экзальтирован.
Вообще, сначала он раз десять повторял:
— Ох, ты ж бл*!
Но зачем о таком вспоминать. Вдруг поймете, тьфу, решите, что я училась в быдло-университете. Поэтому ничего не скажу. Вот ни единого звука не пророню.
— Do you think there is anything more powerful than Death in our world? (Думаете, в нашем мире есть что-нибудь более могущественное, чем смерть?)
— I think your mask is off. (Думаю, ваша маска снята.)
— While yours is still with you. (Пока ваша до сих пор при вас.)
— I never hide. (Никогда не прячусь.)
— For sure. (Несомненно) Forgive my poor German… I’ll try to remember the motto of your noble family. Meine Ehre heißt Treue* (Простите мой слабый немецкий… я постараюсь припомнить девиз вашей благородной семьи. Моя честь называется «верность»)
*девиз танковой диви́зии СС «Мёртвая голова́» (нем. SS-Panzer-Division «Totenkopf»)
— I am afraid this motto never belonged to our family. Where have you heard about it? Maybe on the islands? (Боюсь этот девиз никогда не принадлежал нашей семье. Где вы о нем услышали? Возможно, на островах?)
— I am not a pirate. I don’t nest myself on the islands. (Я не пират. Не вью гнезда на островах.)
— But you own at least one. (Но, по крайней мере, одним владеете.)
— You’re mistaken. (Ошибаетесь.)
— Not this time. (Не в этот раз.)
— You bite more than one can chew. (Вы переоцениваете свои силы.)
— I bite as much as I am able to bite*. (Оцениваю то, что могу.)
*чуть более буквальный перевод:
— Вы кусаете больше, чем можно прожевать.
— Кусаю столько, сколько могу.
