Ну, ничего. Где наша не пропадала?
Вернемся ко мне на родину, жилплощадь-то имеется, а с милым рай и в шалаше, многого не надо. Он пойдет на завод работать. Вон, силу девать некуда — охранников нещадно избивает, телефоны уничтожает. Между тем, ломом махать гораздо гуманнее и на пользу общества. Ну, а я устроюсь учительницей в школе, научись борщи варить, нарожаю детишек…
Впрочем, миллиарды пока при нас, не паникуем раньше времени.
Любопытно, какой компромат собран на Мортона? Что там за голосование? Для чего выполнять задания? В чем заключается вершина успеха? Какое соглашение подписал шейх?
И еще.
Неужели дед действительно убил родителей собственного внука? Зачем решил поговорить со мной? Почему предлагал деньги и защиту? Сомневается и подозревает? Опытным путем подтверждает догадки?
Да, я могу так до бесконечности. Вопросы плодятся с неимоверной скоростью.
— Not so fast, (Не так быстро,) — говорит барон, заметив, что фон Вейганд собирается подняться. — I haven't finished the talk yet. (Я еще не закончил разговор)
— What is next? (Что дальше?) — в голосе проскальзывает раздражение.
— The girl. (Девушка.)
Наконец вспоминают обо мне, а то начинаю обращаться в деталь интерьера.
— You have to get rid of her. (Тебе придется от нее избавиться.)
Ох, лучше бы не вспоминали.
— Why should I do it? (С какой стати?)
Вот да, я бы даже спросила — What the fuck? — Какого черта? (если культурно)
— She is your weakness, (Она твоя слабость,) — поясняет дед.
Ладно, не нагнетайте.
— She makes you different, (Она меняет тебя,) — продолжает забивать гвозди.
Тут реально поспорить.
— I can control it, (Я могу это контролировать,) — уверенно произносит фон Вейганд.
Еще как! Малейшее неповиновение карается подвалом, плетью, наручниками, а про задницу скромно храню молчание…
— Sure? (Уверен?) — усмехается Валленберг и тонко намекает: — What language are we speaking? (На каком языке мы говорим?)
На английском, к слову, международный язык, поэтому вам не мешало бы поработать над произношением, и тогда…
Хм, разве плохо, если по-английски?
Фон Вейганд мрачнеет, и я понимаю, что это на самом деле не слишком хорошо.
— Now you see, (Теперь видишь,) — констатирует барон. — She makes you weak. (Она делает тебя слабым)
— I'll fix this problem. (Я решу эту проблему.)
Холодный и отстраненный тон, от которого пробирает до дрожи.
— You have not so much time left. (Осталось мало времени)
— I'll fix, (Я решу,) — повторяет с нажимом.
Даже не смотрит на меня.
Проблема… ну, спасибо.
Хочется возразить, встрять в разговор, но губы, будто онемели, отказываются подчиняться, а путаные мысли не желают выстраиваться в логически оформленные фразы.
— I hope so. This time it was me who kidnapped her, just a couple of pills into delights or coffee relax all the bodyguards and… you should try to implement something new into the security system. It was easy for me. What will it be for Morton? (Надеюсь. На сей раз ее похитил я, всего пара таблеток в сладости или кофе расслабляет всех охранников и… тебе стоит внедрить что-то новое в систему безопасности. Для меня это было легко. Как будет для Мортона?)
Теперь все предельно ясно. Лорд ничего не подмешивал в еду. Эту гадость добавили раньше, когда мы с охраной решили перекусить в молле. Оставалось только правильно рассчитать дозу и время отключки, а после собрать урожай.
— Don't forget that he has doubts about her biography and invites both of you to his island, (Не забывай, он сомневается в ее биографии и приглашает вас обоих на свой остров,) — заключительный маневр производит эффект взорвавшейся бомбы.
— Was? (Что?) — фон Вейганд резко переходит на немецкий.
Дальше могу разобрать лишь отдельные слова и ругательства, на которые эти двое не скупятся. Однако цельной картины не получается. Вообще, никакой не получается, если честно.
Привычно вжимаюсь в спинку кресла, растираю затекшие запястья и стараюсь перевести дыхание.
Дура, почему ты не учила такой важный и необходимый язык в универе?! Сейчас могла бы уяснить что к чему. Твоя судьба решается, а ты ни сном, ни духом.
Уставившись на кровавые разводы, коими щедро украшен пол, предвкушаю продолжение банкета.
Ужин с Мортоном, прокол с польскими колыбельными, настоятельный совет «решить проблему»… вынуждена признать, чья-то ставка определенно сыграла в минус.
Признайте, для столь выдающегося умения налажать на ровном месте требуется особый талант.
— Пойдем, — фон Вейганд грубо хватает меня за плечо, рывком вынуждает подняться.
Взвываю от боли. Кажется, еще немного и придется накладывать гипс.
Уходить не хочется, словно чересчур рано и абсолютно не вовремя. Остается ощущение интригующей недоговоренности, легкой недосказанности происходящего. Как в фильмах с открытым финалом или в книгах без эпилога. Невольно тянет перелистнуть, перемотать, заглянуть в замочную скважину и прочесть будущее. Но не всем надеждам суждено оправдаться.
— See you, (Увидимся,) — обещает Вальтер Валленберг на прощание и подмигивает в узнаваемой манере.
Не сомневаюсь, он сдержит слово. Эти мужчины не отпускают свое.
***
Уютный салон спортивного автомобиля, призывно мерцающие огни ночного города и липкая паутина сверкающих магистралей. Ритмичный трек пульсирует в динамиках, повторяя удары сердца, скорость устремляется на взлет, прямо к показателю двести.
Однако это незначительные детали, самое главное — за рулем мужчина моей мечты.
И, кажется, больше нечего желать.
Вам знакомо чувство, когда точно знаешь, что ошибешься, будешь страдать и ужасно раскаиваться в содеянном, но все равно поступаешь именно так, как задумал изначально?
Прекрасно понимаешь, что это может убить, изничтожить и выжечь дотла, но уперто рискуешь снова и снова. Отринув страх и осторожность, наплевав на доводы разума, с завидным безрассудством бросаешься в объятья пламени.
Пожалуй, в этом чувстве заключена вся моя сущность.
— Спрашивай, — говорит фон Вейганд.
Не успеваю воспользоваться дарованным правом.
— Про компромат на Мортона ничего не объясню.
Меткое уточнение.
— Я и не собиралась.
Собиралась, конечно. Неужели мои мысли отражаются бегущей строкой?
