Just a matter of choice. (Просто вопрос выбора.)
Потерять остатки воли, перечеркнуть прошлое, выбросить собственные планы на помойку, отказаться от друзей и семьи, от привычных атрибутов уютной повседневности, от шанса познать материнство.
Но роял-флеш, тьфу, фон Вейганд стоит того.
Стоит же, да?
Пока тасуется колода, ты не догадываешься о тяжести последствий, не подозреваешь о той боли, через которую придется пройти, не понимаешь, чем надо пожертвовать ради мечты. Есть только пьянящая эйфория, дикая энергия, вынуждающая кожу полыхать огнем.
Хоть бы повезло, дай мне чертову карту!.. Опять в пролете. Вот дерьмо. Ну, ничего, обязательно сработает потом.
Наверное, никто не поверит, что, несмотря на преграды и трудности, путь к цели гораздо легче и приятнее, чем наслаждение этой самой целью. Что некоторым мечтам куда лучше оставаться мечтами, а не обращаться в суровую реальность. Что, вскрывая выигрышную комбинацию, испытываешь горечь, но никак не счастье.
Рыдания на исходе, чаша выпита до дна, суть иссушена. Липкий влажный пепел замерзает на устах. Стопы стерты в кровь, изувечены костяшки пальцев, белеют сквозь истерзанную плоть, оттеняются свежим мясом.
В ушах все еще звучит скрежет скрещенных мечей. Жутко дышать, боязно шелохнуться, нарушить драгоценный миг, рассеять призрачный мираж.
Все ставишь на кон, закладываешь душу дьяволу.
Хочешь увидеть луч солнца, удержать сверкающую пустоту в скрюченных судорогой руках. Хочешь зацепиться за краешек надежды, растопить лед бесчувственного сердца. Хочешь приручить зверя.
С благоговейным трепетом наблюдаешь, как прежде нерушимые стены покрывает густая паутина трещин, как со скорбным звоном падают на землю ржавые цепи, как мрачные врата распахиваются настежь и там…
Истинный хищник не превратится в пушистого котенка. Безжалостное чудовище не примет человеческий облик. Ведь монстр есть монстр. Хоть смертельно раненый, хоть пойманный в горящую ловушку. Хоть влюбленный.
Оставим «Аленький цветочек» наивным детям и неисправим романтикам, туда же внесем грезы о принцах и честности любых голосований.
Возможно, фон Вейганд был прав, когда говорил о дверях. Типа их нельзя открывать.
Да, можно развернуться и уйти, отгородиться от случившегося, повесить тысячи надежных замков, старательно делать вид, будто ничего не произошло.
Но разве забудешь, как однажды оказался там?
По ту сторону тьмы, по ту сторону света, по ту сторону сбывшихся желаний.
Мой мучитель запечатает комнату, задвинет массивный засов, однако память стирать не станет. Ни мне, ни себе. Теперь мы оба четко знаем — возврата нет, выключен контроль, испорчены тормоза.
***
Наши отношения достигли нового уровня. Наметились позитивные перемены, появилось больше доверия, во всех сферах преобладал непривычный штиль.
Происшествие в туалете, в первый день месячных, сразу после откровений на London Eye было чересчур интимным.
Даже для меня. Даже для того, чтобы об этом просто думать.
Поцелуи сквозь слезы. По оголенным проводам, соприкасаясь наэлектризованной кожей, нервно кусая губы, тая в объятиях друг друга.
Сложно припомнить подобный момент, не удается отыскать сходный слайд в кинофильме минувших лет. Миг, когда сияющие нити счастья столь же нагло вплетаются в серое полотно утраты.
Тянуло плакать и смеяться одновременно, причем совершенно искренне, по-настоящему, не фальшивя ноты.
А потом…
Потом мы уехали, вернулись обратно в Германию, в родовой особняк Валленбергов, в стандартный ритм существования.
Казалось, ничего не изменилось. Но на самом деле изменилось абсолютно все.
Андрей супился и упрямо хранил молчание, если только речь не шла о важных вопросах, в остальном он не реагировал на шпильки, сохранял тотальное равнодушие. Очевидно, получил втык от хозяина, что не доглядел за подопытной.
Охранники вновь сменились, график прогулок и выездов сняли с производства по причине отсутствия самих прогулок и выездов.
Массажистов, косметологов и прочих подозрительных субъектов привозили с доставкой на дом. Тщательно осматривали от макушки до пяток на всех возможных и невозможных детекторах, заставляли подписать обязательный договор о неразглашении, стращали судом, тюрьмой, голодными собаками.
Пройдя семь кругов ада, хм, то есть, пройдя проверку, бедняги рассчитывали на яркие и зажигательные спецэффекты.
Ну, ожидали малобюджетную экранизацию зомби-апокалипсиса, кровавую бойню с тесаками, мачете и ятаганами, на худой конец, собирались заценить адронный коллайдер в действии.
А приходилось лицезреть скромную меня.
Сплошное разочарование, не спорю.
Звонить родителям не запрещалось, позволялось устраивать видео-трансляции, юзать Интернет и терзать Ворд бездарными виршами, попутно заливая клавиатуру слюнями и соплями.
Невероятно, но факт: я не бунтовала. Не рвалась на свободу, не требовала индульгенций. Не приставала ни к сутенеру-зануде, ни к амбалам-охранникам. Не устраивала саботаж, не занималась провокациями.
Короче, лишилась вкуса к простым прелестям человеческой жизни.
Повозбухала для проформы и быстро остыла. Стало решительно плевать. В город не хотелось, не тянуло покинуть безопасные пределы спальни, нарезать несколько кругов на свежем воздухе или посидеть в зимнем саду.
Впрочем, ваша покорная слуга не обленилась, не заплыла жиром и не бросила следить за внешностью. Исправно тренировалась, красилась, наряжалась, делала прическу, после выползала на зеленые лужайки. Чисто побродить, чисто сохранить здоровый цвет лица.
Дни проходили однообразно, ночи казались интереснее.
Мы занимались обычным сексом.
Хотя «обычно» — не слишком подходящее определение. Даже зрительный контакт с фон Вейгандом трудно назвать «обычным». От «обычных» вещей не пробирает дрожь, не слабеют колени, не трясет точно в лихорадке.
Магия должна выветриться, эффект одержимости должен отпустить.
Вот только не отпускало, ничего не выветривалось. Категорически ничего.
Мы занимались сексом очень нежно.
Конечно, это случалось и раньше. Не все же плети с кнутами да наручники, не всякий же раз до синяков и чокнутого пульса. Подчас жаждешь традиционно, банально и ванильно, практически без надлома.
Нежно, но не так.
Вечером, завершив неотложные дела, фон Вейганд лично купал драгоценную игрушку. Возвел сей нехитрый процесс до священного ритуала. Скользил крупными ладонями по влажной коже, проникал везде и всюду, не ведая стыда, не разрешая проявить ответную активность. Мыл длинные волосы, долго перебирал пряди, аккуратно расчесывал, вдыхал неповторимый аромат. Вытирал желанное тело полотенцем, укутывал в мягкий халат.
