Тад вытащил бумажник из заднего кармана, но Роули отвел руку
в сторону.
– Я вполне оснащен всем нужным для преподавателя английского
в летнее время, – заявил он. – Я думаю, что у меня здесь никак не меньше сорока
долларов. Это даже удивительно, что Билли позволила мне путешествовать с ними
без охраны. – Он пыхнул трубкой с большущим наслаждением, затем вытащил ее изо
рта и радостно улыбнулся Таду. – Но я возьму счет у водителя такси и представлю
его тебе, Тад, в подходящий момент, ты не волнуйся.
– Я уже начал опасаться, что ты, быть может, и не
собираешься приехать.
– Я закончил в пять-десять минут все сборы, – сказал Роули.
– Захватил пару вещиц, которые, возможно, тебе пригодятся, Тадеуш. – Он
наклонился в салон (который отозвался очень звучной трелью левой рессоры, либо
уже сломанной, либо готовящейся к этому событию в любую минуту) н после
некоторого времени пыхтения, бормотания и выпускания новых облаков дыма вытащил
оттуда бумажный мешок. Роули передал его Таду и тот, заглянув в мешок,
обнаружил там пару солнцезащитных очков и бейсбольную шапочку «Бостон ред
сокс», которая должна была прекрасно подойти ко всему облику Тада. Он взглянул
на Роули, до глубины души растроганный.
– Спасибо, старина.
Роули протянул руку и наградил Тада лукавой улыбкой.
– Может быть, это мне надо благодарить тебя, – сказал он. –
Я уже давно ожидал случая, чтобы как следует встряхнуть эту старую вонючку –
последние десять месяцев. Кое-что, конечно, происходило время от времени –
развод моего младшего сына, вечер, когда я проиграл пятьдесят баксов в покер у
Тома Кэрролла, – но ничего не походило на... достаточно апокалипсическое.
– Здесь – апокалиптическое, все точно, – сказал Тад и слегка
поежился. Он взглянул на часы. Было ровно час дня. Старк сейчас, по меньшей
мере, в часе езды от него, если не более того. – Мне надо ехать, Роули.
– Да – это очень срочно, ведь так?
– Боюсь, что да.
– У меня есть еще одна вещь – я упрятал ее в карман плаща и
поэтому не должен был потерять ее. Она не вышла за пределы тех пяти-десяти
минут. Я ее нашел в своем столе.
Роули начал методично обшаривать карманы своего видавшего
виды спортивного плаща, который он носил и зимой, и летом.
– Если у него выйдет все масло, сверни куда-нибудь и залей в
него кувшин масла «Сапфир». Это то, что он принимает охотно, – бормотал Роули,
продолжая поиски. – Проклятая рассеянность. Ох! Вот она! Я уж испугался, не
позабыл ли ее там, в этой суете.
Он достал из кармана трубчатое изделие из дерева. Оно было
длиной с указательный палец Тада и полое внутри. На одном конце была сделана
насечка. Оно выглядело древним.
– Что это? – спросил Тад, забирая деревяшку у Роули. Но он
уже сам понял, что именно, и обдумывал еще одну немыслимую идею, возникшую и
прочно зацепившуюся в его сознании.
– Это птичий манок, – сказал Роули, изучающе оглядывая Тада
сквозь клубы табачного дыма. – Если тебе это может понадобиться, мне бы
хотелось, чтобы ты имел это под рукой.
– Спасибо, – ответил Тад, кладя свисток в грудной карман не
очень твердой рукой. – Это может пригодиться ненароком.
Глаза Роули вдруг округлились под его нависшими бровями. Он
вынул трубку изо рта.
– Не уверен, что тебе он понадобится, – сказал он медленным
и необычным голосом.
– Что?
– Оглянись.
Тад обернулся, уже зная, что увидел Роули до того, как сам
это увидел.
Теперь уже здесь были не сотни и не тысячи воробьев; все
разбитые легковые автомашины и грузовики были сплошь усеяны воробьями. Все
десять акров автомобильной свалки и торгового помещения для запчастей были
словно укутаны воробьями. Они были повсюду... и Тад не слышал ни одного из них,
когда они сумели подлететь сюда.
Оба мужчины смотрели во все глаза на птиц. Птицы в ответ
взирали на них, может быть, двадцатью тысячами пар глаз... а, может быть, и
сорока тысячами. Они не шумели. Они только сидели на крышах, окнах, выхлопных
трубах, решетках, моторах, сцеплениях, рамах – повсюду.
– Иисус Христос, – хрипло сказал Роули. – Психопомпы... вот
что это значит, Тад? Так что же это?
– Я, кажется, начинаю понимать, – ответил Тад.
– Бог мой, – сказал Роули. Он поднял руки над годовой и
громко хлопнул ими. Воробьи не шелохнулись. И они не интересовались Роули, они
смотрели только на Тада Бомонта.
– Найдите Джорджа Старка, – сказал Тад спокойным голосом –
почти шепотом. – Джорджа Старка. Найдите его. Летите!
Воробьи поднялись в жаркое летнее небо черным облаком,
крылья их производили звук, похожий на шуршание лепестков друг об друга, а из
клювов раздавалось попискивание. Оба мужчины, стоявшие около стенки здания,
выбежали к середине двора, чтобы лучше увидеть дальнейшее. Наверху монолитная
черная масса разделилась на несколько частей, одна из которых, поменьше,
отправилась на запад.
Тад смотрел на них, и в какой-то миг эта сегодняшняя
действительность слилась с теми видениями, которые предшествовали его трансам;
на мгновение прошлое и настоящее были единым целым, странным и витиеватым
образом сплетенным косичкой из фактов и миражей.
Воробьи улетели.
– Всемогущий Боже! – провозгласил человек в сером рабочем
комбинезоне. – Вы видали этих птиц? Откуда только эти чертовы птицы могли здесь
появиться?
– У меня есть вопрос получше, – сказал Роули, глядя на Тада.
Он уже овладел собой, но было ясно, что он сильно потрясен. – Куда они
отправились? Ты ведь знаешь это, Тад?
– Да, конечно, – пробормотал Тад, открывая дверцу
«Фольксвагена». – Мне тоже нужно отправляться, Роули – действительно, очень
нужно. Я не могу тебе выразить всю благодарность.
– Будь осторожен, Тадеуш. Будь очень осторожен. Никто из
людей не может управлять выходцами из загробного мира. Это длится всегда
недолго – и за все приходится платить.
– Я буду осторожен, насколько удастся.
«Фольксваген» сперва поупирался, но затем, наконец, сдался и
заворчал двигателем. Тад подождал чуть-чуть, надевая солнцезащитные очки и
кепочку, затем помахал рукой Роули и выехал на дорогу N_2.
Делая это, он увидел Роули, переваливающегося к тому же
телефону-автомату, которым сам недавно пользовался. Тад подумал: «Теперь я
Сумею не допускать к себе Старка. Потому что у меня есть секрет. Я не могу
управлять, может быть, этими психопомпами, но какое-то время они принадлежат
мне – или они владеют мной – и он не должен этого знать».
