– Что случилось с Тадом? Что привело его к вам?
– Фуги. Головные боли. Призрачные звуки. И наконец...
– Призрачные звуки?
– Да, но вы не должны мешать мне говорить так, как я привык,
шериф. – Алан вновь ощутил несокрушимое высокомерие з голосе старого доктора.
– Все правильно.
– Наконец, был припадок. Все проблемы были вызваны небольшим
вкраплением в надлобной доле. Мы делали операцию, предполагая опухоль. А
опухоль оказалась близнецом Тада Бомонта.
– Что?
– Да, в самом деле, – ответил Притчард. Голос звучал так,
словно шок у Алана Пэнборна весьма порадовал его собеседника. – Это не столь уж
и редко. Близнецы часто поглощаются в утробе матери но очень редко такое
поглощение бывает неполным; но необычным было месторасположение этого
постороннего вкрапления, а также то, что оно начало развиваться. Такие ткани
почти всегда остаются инертными. Я полагаю, что проблемы у Тада, возможно, были
вызваны ранней половой зрелостью.
– Минутку, – попросил Алан. – Одну минутку. – Он читал фразу
«его сознание покачнулось» раз или два в каких-то книгах, но здесь впервые он
ощутил это на самом себе. – Вы говорите мне, что Тад был двойняшкой, но он...
он как-то... как-то съел своего брата?
– Или сестру, – поправил Притчард. – Но я предполагаю, что
все же брата, поскольку, я думаю, поглощение происходит намного реже именно в
случаях близнецов-братьев. Это мнение базируется на статистических данных, а не
на твердых фактах, но все же я ему верю. А поскольку близнецы-двойняшки всегда
относятся к одному полу, ответом на ваш вопрос будет слово «да». Я полагаю, что
Тад Бомонт как-то съел своего брата в материнской утробе.
– Иисус Христос, – сказал шериф тихим голосом. Он не мог
вспомнить, слышал ли он что-нибудь столь ужасающее или столь необычное за всю
свою жизнь.
– Вы говорите так, словно потрясены, – заботливо произнес
доктор Хью Притчард, – но на самом деле для этого нет никаких оснований, если
только вы рассмотрите все это дело под правильным углом зрения. Мы ведь говорим
не о Каине, убивающем своего брата Авеля камнем. Здесь ведь не случай убийства;
это просто некий биологический императив, который мы еще не понимаем, но
работаем над раскрытием его тайны. Возможно, плохой сигнал, вызванный какими-то
нарушениями в эндокринной системе матери. Мы даже не говорим о внутриутробном
плоде, если применять точные термины, в момент абсорбции в утробе миссис Бомонт
существовало лишь два конгломерата тканей, видимо, еще без человеческих свойств
и качеств. Живые амфибии, если позволите. И одна из них – более крупная и
сильная – просто задавила более слабую, смяла ее... и поглотила.
– Это звучит чертовски биологически, – пробормотал шериф.
– Разве? Вообще, да, немного есть. В любом случае,
поглощение оказалось неполным. Небольшой фрагмент другого близнеца остался
целым. Этот посторонний предмет – я не знаю, как правильнее или точнее его
обозначить, – вплелся в ткань, ставшую позднее мозгом Тада Бомонта. И по
какой-то причине, он проснулся незадолго до того, как мальчику исполнилось одиннадцать.
Он начал расти. Но в доме для него не было свободной комнаты. Поэтому было
необходимо вырезать его подобно бородавке. Что мы и проделали, очень успешно.
– Подобно бородавке, – повторил, чувствуя отвращение,
потрясенный Алан.
Множество мыслей мелькали в его мозгу. Это были темные
мысли, столь же темные как летучие мыши на колокольне заброшенной церкви.
Только одна была абсолютно цельной и ясной: «Он – это два мужчины, он всегда
был двумя мужчинами. Это то, чем должны быть всякий мужчина или женщина,
которые верят во что-то. Один, который существует в обычном мире... и другой,
который создает миры. Двое. Всегда, по крайней мере, двое».
– Я буду помнить столь необычный случай независимо ни от
чего, – сказал Притчард, – но произошло еще кое-что, как раз перед тем, как
мальчик очнулся после операции – и это, может быть, было самым необычным во
всей этой истории. Нечто, о чем я всегда с удивлением вспоминаю.
– Что же это было?
– Бомонт слышал птиц перед каждым приступом головной боли, –
пояснил Притчард. – Само по себе это не столь необычно; это хорошо известные
симптомы в случаях мозговой опухоли или эпилепсии. Они называются предвещающими
сенсорными синдромами. Но вскоре после операции случился странный инцидент,
связанный с реальными птицами. Госпиталь графства Бергенфилд фактически был
атакован воробьями.
– Что вы подразумеваете?
– Это звучит абсурдно, правда? – Притчард был все более
доволен собой. Я бы вообще не стал говорить о таком событии, если бы оно не
было очень хорошо документировано. Большой отчет с фото был опубликован в
«Курьере» Бергенфилда на первой полосе. Ровно в два часа дня 2 октября 1960
года необычайно большая стая воробьев влетела в западную часть госпиталя. В те
дни в этом крыле работала служба интенсивной терапии, и, конечно, туда был
помещен и Тад Бомонт после операции.
– Было разбито множество окон и служители госпиталя убрали
более трехсот мертвых воробьев в течение этого инцидента. В статье «Курьера»
цитировали какого-то орнитолога. Как я помню, он считал, что поскольку вся
западная часть госпитального здания была из стекла, то птицы, по его теории,
могли быть привлечены отражением от стекла яркого солнечного света.
– Это чушь, – сказал Алан. – Птицы летят на стекло, только
когда они не видят его.
– Я полагаю, что и репортер, бравший это интервью, заметил
то же самое, а орнитолог заявил, что птицы, видимо, использовали групповую
телепатию, которая объединяет многие сознания – если птицы могут иметь таковое
– в одно целое. Подобно муравьям-фуражирам. Он заявил, что если один воробей из
стаи решит лететь на стекло, остальные могли просто последовать его примеру. Я
не был в госпитале, когда все это случилось – я закончил операцию над
мальчиком, проверил стабильность его вайтс...
– "Вайтс?"
– Симптомы жизнестойкости, шериф. А затем отправился играть
в гольф. Но я знаю, что эти птица наделали много дел тогда. Двое людей были
порезаны выбитым стеклом. Я могу принять теорию орнитолога, но до сих пор у
меня в голове сидит этот гвоздь... потому что я помню о сенсорном синдроме
Бомонта, как вы видите. Не просто птицы, а весьма конкретные птицы: воробьи.
– Воробьи летают снова, – пробормотал Алан дрожащим и
ужаснувшимся голосом.
– Не понял, шериф.
– Ничего. Продолжайте.
– Я спросил его об этих синдромах на следующий день. Иногда
встречается локализованная сенсорная амнезия с такими синдромами, которые
могут, правда частично, оставаться в сознании даже после того, как операция
устранила их причину. Но не в этом случае. Он помнил все абсолютно точно. Он
видел птиц так же хорошо, как и слышал их. Птиц повсюду, как говорил Тад, на
домах, лужайках, улицах Риджуэя, который является районом Бергенфилда, где он
проживает.
