Сейчас лента описывала восьмерки вокруг ее лодыжек. Он
обрезал излишки и выпрямился.
– Ты будешь хорошо вести себя, Бет, – сказал Старк. – Не
потеряй своих счастливых мыслей. Иначе я заставлю тебя заплатить за это... но
сперва ты будешь наблюдать, как за это расплачиваются они.
Затем он закрыл двери в ванную и в спальню и ушел. Он
удалился со скоростью хорошего мага, выполняющего любимый трюк.
Она подумала о револьвере, хранящемся в сарая для
инструментов. Там же должны были быть и пули? Она была почти уверена в этом.
Полкоробки на верхней полке.
Лиз начала вращать свои кулаки вперед и назад. Старк затянул
ленту очень туго и она некоторое время была не уверена, удастся ли ей хотя бы
ослабить путы, не говоря уж о том, чтобы освободиться от них.
Наконец она ощутила, что лента чуть ослабла и с удвоенной
энергией стала вращать кулаки все быстрее и почти задыхаясь.
Уильям подполз к ней, коснулся руками ног матери и
вопросительно посмотрел на нее.
– Все идет прекрасно, – сказала Лиз, улыбаясь ему.
Уилл в ответ тоже улыбнулся и уполз прочь в поисках сестры.
Лиз отбросила прядь волос, свесившуюся ей на глаза резким движением вскинутой
головы и снова принялась вращать кулаки назад и вперед, назад и вперед.
Сколько мог видеть Алан Пэнборн, Лейк Лейн была абсолютно
пустынна... по крайней мере, до той границы, которой он решился достичь. Это
была шестая подъездная дорожка от дорожной магистрали. Он полагал, что еще мог
бы безопасно проехать чуть-чуть вперед – в доме Бомонта никак нельзя было
услышать шум мотора патрульной машины на таком расстоянии да еще имея между
собой два холма – но все же лучше осторожность. Он поехал вниз к А-образному
коттеджу семьи Уильямсов, которые приезжали сюда на лето из Линна, штат
Массачусетс, и остановился на маленькой площадке из насыпного гравия под старой
сосной. Алан заглушил двигатель и вышел из машины.
Он огляделся и увидел воробьев.
Они сидели на крыше дома Уильямсов. Они также сидели на
высоких деревьях, окружавших дом. Они усеяли скалы пониже у берега озера. Они
также кишмя кишели в сухом доке Уильямсов, почти полностью закрыв деревянный
корпус яхты. Везде были сотни и сотни этих воробьев.
И все они молчали, только глядя на него маленькими черными
глазками.
– Иисус Христос, – прошептал шериф.
Были еще сверчки, трещавшие свои трели в высокой траве,
подошедшей почти к фундаменту дома Уильямсов, и спокойная гладь озера напротив
дока, и самолет, летящий на запад, к Нью-Гемпширу. А в остальном все было тихо
и пустынно. Не слышалось даже отдаленного шума моторной лодки на озере.
Только эти птицы.
Все эти птицы.
Алан почувствовал глубокое чувство тревоги, ползущее где-то
по всему его скелету. Он видал собиравшихся в стайки воробьев весной и осенью,
иногда их насчитывалось там до ста или даже двухсот птиц вместе, но шерифу
никогда за всю его жизнь не приходилось сталкиваться с чем-то похожим на это.
Они прилетели ради Тада... или Старка?
Он снова посмотрел на свой радиомикрофон, думая, не стоит ли
ему все же сделать вызов. Все это было слишком дико и слишком необъяснимо.
Что если они все сразу улетят? Если он здесь, и он столь
проницательный, как говорит Тад, то он услышит это, конечно. Он это очень
хорошо услышит тут же.
Алан начал движение. Воробьи не шелохнулись... Но новая их
стая появилась и осела на деревьях. Они его окружали теперь повсюду, уставясь
на него строгими глазами, словно жестокосердные присяжные глядящие на убийцу на
скамье подсудимых. Их не было только позади дороги. Деревья, окаймляющие Лейк
Лейн, были чисты от воробьев.
Алан решил идти назад этим путем.
Гнетущая мысль, сперва совсем неясная и трудноразличимая,
пришла ему в голову – что это решение, быть может, самая крупная ошибка за всю
его профессиональную полицейскую деятельность.
«Я только хочу разведать местность, – подумал Пэнборн. –
Если птицы не летают – а они, кажется, и не собираются этого делать – со мной
все должно быть о'кей. Я могу подняться по этой дорожке, пересечь Лейн и пройти
лесом к дому Бомонта. Если „Торнадо“ там, я увижу его. Если я увижу машину, я
могу увидеть и его. И если я это смогу сделать, по крайней мере, будет ясно, с
чем я столкнулся. Я узнаю, кто это – Тад или... кто-то еще».
Также мелькнула и другая мысль. Мысль, которую Алан старался
не обдумывать, потому что это может спугнуть удачу. Если он действительно
увидит хозяина черного «Торнадо», он, может быть, получит возможность точно
прицелиться. У него может появиться возможность прикончить этого ублюдка прямо
там, на месте. Если бы это действительно произошло, ему бы крепко досталось от
полицейского управления штата за невыполнение ясных приказов... но Лиз и дети
были бы спасены, а сейчас это было главным, что его беспокоило более всего.
Еще больше воробьев бесшумно приземлилось с неба. Они усеяли
асфальт подъездной дорожки Уильямсов. Один из воробьев сидел менее чем в пяти
футах от ботинок Алана. Он сделал замахивающееся движение, чтобы отогнать
воробья и тут же пожалел об этом, почти ожидая, что вслед за этим воробьем
взлетит в небо вся эта ужасающая масса птиц.
Воробей только чуть отскочил. Это было все.
Другой воробей сел на плечо Алана. Он с трудом мог поверить
своим глазам, но воробей сидел именно там. Алан махнул на него рукой, и воробей
пересел на нее. Его клюв раскрылся, будто воробей собирался клюнуть шерифа в
ладонь... а затем это прекратилось. С тяжело бьющимся сердцем Алан опустил
руку. Птица слетела, взмахнув разок крылышками и приземлилась на дорожку, к
своим коллегам. Она следила за Аланом яркими бесчувственными глазами.
Алан глотнул воздуха. В его горле послышался щелчок.
– Что же вы такое?
Воробьи только смотрели на него. И теперь все деревья, сосны
и клены, на этой стороне Кастл Лейк были полны птицами. Он слышал кое-где
потрескивание старых сучьев под их суммарным весом.
«Их косточки полые, – подумал шериф. – Они же почти ничего
не весят. Сколько же их должно было налететь сюда, чтобы вызвать треск сука.»
Он не знал. И не хотел знать.
Алан расстегнул кобуру своего револьвера 38-го калибра и
зашагал назад по крутому уклону дорожки к дому Уильямсов, прочь от воробьев.
Когда он достиг Лейк Лейн, которая являлась только грязной проселочной дорогой,
заросшей полосками травы между автомобильной колеей, лицо шерифа было залито
потом, а рубашка плотно прилипла к его спине. Он огляделся. Он мог видеть
воробьев на всем своем пути – сейчас же они сидели на крыше его патрульной
машины, закрыв собой почти весь корпус, капот и крылья машины – но нигде рядом
с ним не было ни одного воробья.
