Алан не хотел смотреть на дом, но не мог отвести глаз. Это
была разнесенная на клочки руина. Восточная часть – сторона кабинета – была
снесена для наказания Старка, но и весь дом был разрушен дотла. Дыры и щели
зияли повсеместно. Вокруг здания лежали груды мертвых птиц. Ими были заняты
крыша и водосточные желоба. Взошла луна и
– Вы уверены, что с вами все о'кей? – спросил Тад.
Алан кивнул.
– Я спрашиваю, потому что нужно свидетельское показание.
Алан хрипло рассмеялся.
– Разве кто-нибудь поверит, о чем это свидетельство?
– Думаю, что нет. – Тад помолчал и добавил: – Вы знаете,
было время, когда я почувствовал, что вы как будто симпатизируете мне. Но
больше я этого не чувствую. Совсем нет. Я этого не понимаю. Вы считаете меня
ответственным за... все это?
– Меня это не затрагивает, – сказал Алан. – Оно кончилось. И
это все, что меня теперь может занимать, мистер Бомонт. Именно сейчас, это
единственная мысль во всем мире, которая меня как-то трахает.
Он увидел боль на усталом и помрачневшем лице Тада и сделал
огромное усилие над собой.
– Ну, Тад. Это слишком много. Слишком много – и сразу. Я
только что видел человека, уносимого в небо сворой воробьев. Дайте мне
передохнуть, о'кей?
Тад кивнул.
– Я понимаю.
«Нет, ты не понимаешь, – подумал Алан. – ты не понимаешь,
что ты такое, и я сомневаюсь, что когда-нибудь поймешь. Твоя жена – может
быть... хотя я очень удивлюсь, что все между вами будет в полном порядке после
всего этого, если она когда-либо попробует понять это, или осмелится любить
тебя снова. Твоих детей, может быть, когда-нибудь... но не тебя, Тад. Стоять
рядом с тобой – все равно, что стоять у могилы, из которой вылезает какое-то
кошмарное ночное создание. Монстр сейчас исчез, но тебе все же не хочется
стоять слишком близко к тому месту, откуда он появился. Потому что может
появиться и другой. Может быть, и нет; твое сознание знает об этом, но твои
чувства – они ведь играют на другой волне. Ох, парень. И даже, если могила
навсегда пуста, есть сны. И воспоминания. Есть Хомер Гамаш, забитый до смерти
своим же протезом. Из-за тебя, Тад. Все только из-за тебя».
Это было несправедливо, и часть Алана знала об этом. Тад не
просил быть близнецом, он не уничтожил своего брата в утробе по преступному
намерению («Мы же не говорим о Каине, убивающем камнем своего брата Авеля», как
говорил доктор Притчард); Тад же не знал, какой монстр его поджидал, когда он
начал писать как Джордж Старк.
И все же они были близнецами.
И Алан не мог забыть, как Старк и Тад смеялись вместе.
Тот безумный смех и выражение их глаз.
Он бы очень удивился, если бы и Лиз смогла забыть об этом.
Легкий ветер донес до них запах бензина из машины Старка.
– Давайте подожжем это, – коротко сказал шериф. – Подожжем
все это. Меня не волнует, кто и что потом подумает. Вряд ли будет ветер,
пожарные машины прибудут до того, как огонь сможет куда-то распространиться.
Если он коснется нескольких деревьев вокруг этого места, то тем даже лучше.
– Я сделаю это, – сказал Тад. – Вы идите вверх по дорожке с
Лиз. Помогите ей с бли...
– Мы сделаем это вместе, – ответил Алан. – Дайте мне ваши
носки.
– Что?
– Вы меня слышали – я хочу ваши носки.
Алан открыл дверцу «Торнадо» и заглянул внутрь. Да –
стандартная ручная передача, как они думал. Естественный человек типа Джорджа
Старка никогда не будет удовлетворен всеми этими автоматическими штучками; они
были для таких типов, как Тад Бомонт.
Оставив дверцу открытой шериф стоял на одной ноге, снимая
правый ботинок и носок. Тад посмотрел на него и начал делать то же самое. Алан
надел ботинок на голую ногу и проделал ту же операцию с левой ногой. У него не
было желания идти голыми ступнями по телам мертвых птиц, хотя бы одну секунду.
Сняв оба носка, шериф связал их вместе. Затем добавил еще к
ним связанные носки Тада. Он обошел «Торнадо» сзади и открыл бак с горючим.
Мертвые птицы хрустели под ногами. Он вынул затычку бензобака и опустил свой
самодельный зажигательный шнур в горловину бака. Когда он вытянул связку носков
обратно, они уже пропитались бензином. Шериф подошел к боковой стороне
автомобиля и закрепил там пропитанный бензином фитиль, держа за сухой конец. Он
повернулся к следовавшему за ним Таду. Алан залез в карман форменной рубашки и
достал оттуда пачку бумажных спичек. Эти спички продаются в газетных киосках
как приложения к сигаретам. Он не знал, где он раздобыл эти, но на их этикетке
стоял рекламный штамп, столь почитаемый коллекционерами спичек.
На штампе была изображена птица.
– Зажигайте носки, когда машина поедет, – сказал Пэнборн. –
Ни секундой ранее, понимаете меня?
– Да.
– Она поедет с ударом. Дом примет таран. Бензобак сзади.
Когда пожарники прибудут сюда, все будет выглядеть так, будто ваш приятель не
справился с управлением и врезался в дом, после чего машина взорвалась. По
крайней мере, я так надеюсь.
– О'кей.
Алан обошел машину сзади.
– Что там происходит у вас внизу? – позвала Лиз, волнуясь. –
Дети замерзнут!
– Еще одну только минутку! – отозвался Тад.
Алан забрался внутрь неприятно пахнущего салона «Торнадо» и
убрал тормоз.
– Подождите, когда он покатит, – бросил он через плечо.
– Да.
Алан нажал ногой сцепление и перевел ручку скоростей в
нейтральное положение.
«Торнадо» сразу поехал.
Алан выскочил из машины и на какой-то миг подумал, что Тад
не успел поджечь свой конец связки носков... но тут огонь показался позади
машины, и побежал по фитилю, прочерчивая яркую линию в ночной темноте.
«Торнадо» медленно катил последние пятнадцать футов по
дорожке, подпрыгивая и небольших асфальтовых выступах. Он уткнулся в боковую
стену дома и остановился. Алан смог прочитать наклейку на бампере, ярко
освещенную оранжевым пламенем:
«МОДНЫЙ СУКИН СЫН».
– Уже больше нет, – пробормотал он.
– Что?
– Ничего. Пойдемте назад. Машина собирается взорваться.
Они отошли на десять корпусов, когда «Торнадо» превратился в
огненный шар. Огонь ворвался через щели и дыры внутрь деревянного дома,
превратив пролом в стене кабинета в черное глазное яблоко, уставившееся
неизвестно куда.
