«Я знал его тоже, – подумал Тад. – Поэтому, может быть, я
тоже в этом участвую. Помимо своей воли.»
– Послушайте, – терпеливо сказал он, не сводя глаз с шерифа
и стараясь не отвечать на враждебность враждебностью, – давайте спустимся на
землю, как любят говорить мои студенты. Вы спрашиваете, не можем ли мы
эффективно доказать все эти наши «где-то что-то»...
– Ваши «где-то что-то», мистер Бомонт, – поправил его
Пэнборн.
– О'кей, мои. Пять чертовски трудных часов. Часов, когда
большинство людей уже в постели. По чистой и счастливой случайности, мы – я, то
есть, раз вы предпочитаете такую формулировку, могу отчитаться за три часа из
этих пяти. Может быть, Роули и его одиозная леди уехали в два, а может быть, в
час тридцать или в два пятнадцать. Как бы то ни было, было уже поздно. Они
подтвердят это, и вряд ли эта женщина, Билли Беркс, будет сочинять мне алиби,
даже если бы Роули стал это делать из дружбы ко мне.
Лиз посмотрела на Тада со страшной беглой улыбкой, забирая у
него Уильяма, который начал почему-то корчиться на руках у отца. Сперва он не
понял этой улыбки, и только потом до него дошел ее смысл. Эта фраза, конечно –
сочинять мне алиби. Эту фразу Алексис Мэшин, архизлодей из романов Джорджа
Старка, произносил нередко. Это было странно, между тем, Тад не мог вспомнить,
чтобы ранее он когда-либо использовал старкизмы в своей речи. С другой стороны,
его никогда ранее не обвиняли в убийстве, а убийство было излюбленной ситуацией
для Джорджа Старка.
– Даже предположив, что мы ушли в час, и все гости к этому
времени уже разошлись, – продолжил Тад, – и предположив далее, что я вскочил в
машину за минуту – нет, секунду – когда они все скрылись за холмом, и понесся
как сумасшедший недоносок в Кастл Рок, я бы попал туда никак на ранее четырех
тридцати или пяти часов утра. На запад не ведет ни одна магистраль, вы же
знаете.
Один из полисменов начал:
– А эта женщина Арсено утверждает, что было около четверти
первого, когда она увидела...
– Нам не надо сейчас это обсуждать, – быстро перебил его
шериф.
Лиз издала не очень вежливый, предостерегающий звук, и Уэнди
воззрилась на мать с комическим недоумением. На другой руке Лиз Уильям
прекратил свои извивающиеся упражнения и замер в восхищении от собственных
пальцев на руке. Она сказала Таду:
– Там было полно еще народу в час. Полно.
Затем она накинулась на шерифа Алана Пэнборна –
действительно и всерьез взялась за него.
– Что здесь не так, шериф? Почему вы с бычьей настойчивой
тупостью пытаетесь повесить все это на моего мужа? Разве вы настолько глупы?
Или ленивы? Или вы настолько плохой человек? Вы никогда не были раньше похожи
на таких людей, но нынешнее ваше поведение заставляет меня сильно удивляться.
Очень и очень сильно. Может быть, вы играли в лотерею. Не так ли? И вы вытащили
номер с его именем из... шляпы?
Алан возразил не очень уверенно и в явном смущении от ее
напора:
– Миссис Бомонт...
– Боюсь, что у меня здесь есть преимущество, шериф, – сказал
Тад. – Вы думаете, что я убил Хомера Гамаша.
– Мистер Бомонт, вас не обвиняют в этом...
– Нет. Но вы так думаете, ведь так?
Щеки Пэнборна покраснели, и лицо его налилось кровью, однако
он не обнаруживал ни тени замешательства или неуверенности, заметил про себя
Тад.
– Да, сэр, – сказал шериф. – Я так действительно думаю.
Несмотря на все то, что сказали вы и ваша жена.
Этот ответ озадачил Тада. Что же, во имя Бога, могло
произойти с этим человеком (который, как сказала уже Лиз, никак не был
безнадежно тупым), чтобы быть столь уверенным в своем предположении? Так
чертовски уверенным?
Тад ощутил холодок, бегущий по его спине... и затем
случилась странная вещь. Призрачный звук заполнил его мозг – не голову, а
именно мозг – на какую-то секунду. Это был тот самый звук, который почти свел
его с ума около тридцати лет тому назад, и с тех пор он не слышал его. Это был
писк сотен, может быть, тысяч мелких птиц.
Он положил руку на голову, коснулся маленького шрама на лбу,
и дрожь снова охватила его, на этот раз сильнее, заставляя его нервы
вибрировать как проволоку. «Сочини мне алиби, Джордж, – подумал он. – Меня
здесь затягивают все туже, поэтому сочини мне алиби.»
– Тад? – спросила Лиз. – Ты в порядке?
– Хмм? – он огляделся кругом и посмотрел на нее.
– Ты бледен.
– Все нормально, – ответил он, и сказал правду. Звук ушел.
Если вообще он был здесь.
Он повернулся к Пэнборну.
– Как я уже заметил, шериф, у меня есть некоторое
преимущество в этом деле. Вы думаете, это я убил Хомера. Я, однако, знаю, что
это был не я. Кроме как в книгах, я никогда никого не убивал.
– Мистер Бомонт...
– Я понимаю ваше рвение. Он был симпатичным стариком с
заботливой женой, хорошим чувством юмора и с одной только рукой. Я также
потрясен этим. Я сделаю все, чтобы помочь вам, но вам пора бросить эти
полицейские тайны и сказать мне, почему вы находитесь именно здесь, что же, в
конце концов, привело вас ко мне, а не куда-нибудь еще. Я просто недоумеваю.
Алан смотрел на Тада очень долго и, наконец, сказал:
– Все во мне говорит, что я слышу правду.
– Слава Богу, – сказала Лиз. – Наконец-то, этот человек нам
поверил.
– Если все это так, – продолжал Алан, глядя только на Тада,
– я лично отыщу в A.S.R. и I. этого человека, который выкрутил это
удостоверение личности из металлической пластины и содрал с него всю оболочку.
– А что такое «A.S.» и как там дальше? – спросила Лиз.
«Записи и идентификация преступлений с оружием», – пояснил
один из полисменов. – В Вашингтоне.
– Я никогда не слыхивал, чтобы кто-то выкручивал
удостоверение личности, – продолжал Алан тем же медленным голосом.
– Они тоже говорят, что впервые с этим сталкиваются, но...
если ваша вечеринка подтверждается, то я действительно оказываюсь в чертовски неловком
положении.
– Не смогли бы вы сказать нам, что же все-таки случилось? –
спросил Тад.
Алан вздохнул.
– Мы и так далеко зашли, почему бы и нет? По правде говоря,
не столь уж важно, когда точно ушли последние гости с этой вечеринки. Если вы
там находились в полночь и есть свидетели, подтверждающие этот факт...
– Их будет, по крайней мере, двадцать пять, – сказала Лиз.
