– Да, но, Лиз... – шериф посмотрел на них обоих с выражением
беспомощного удивления, как будто он впервые осознал, что разговаривает с
людьми, потерявшими рассудок.
– Приберегите свои насмешки, – сказала она все тем же
колючим тоном. – У вас еще будет для них достаточно времени. У вас и всех
прочих. А пока же послушайте меня. Тад совсем не преувеличивал и не шутил,
говоря, что Джордж Старк – не самый приятный парень. Тад, может быть, и думал,
что он дурачится, но это не было просто шуткой. Я это знаю, даже если Тад этого
сам еще не понял. Джордж Старк не просто не самый приятный парень, на самом
деле – он ужасный парень. Он заставлял меня все более волноваться и страдать
из-за каждой из четырех написанных им книг, и когда Тад наконец решил убить
Старка, я поднялась в нашу спальню и расплакалась от чувства облегчения. – Она
посмотрела на Тада, который не сводил с нее взгляда. Она ответила ему глазами
перед тем, как продолжить. – Это правда. Я плакала. Я действительно плакала.
Мистер Клоусон из Вашингтона был омерзительным мелким пресмыкающимся, но он
принес нам большую пользу, может быть, самую большую за все годы нашей семейной
жизни, и потому мне жаль, что он мертв, намного больше, чем жаль других.
– Лиз, я не думаю, что вы действительно хотите сказать...
– Не говорите мне, что я хочу или не хочу сказать, –
ответила она.
Алан вздохнул. Ее голос оставался ровным и достаточно
негромким, чтобы не разбудить Уэнди или вызвать более энергичные подъемы головы
Уильяма перед тем, как он уляжется на своей половине манежа и заснет вслед за
сестрой. Алан почувствовал, что если бы не дети, он обязательно услышал бы
более громкий голос. Может быть, даже голос, повернутый на всю катушку.
– Таду есть что сказать вам. Вам следует очень внимательно
выслушать его, Алан, и попробовать хотя бы проверить или поверить его словам.
Потому что иначе этот человек – кто бы он ни был – будет продолжать убивать,
пока не дойдет до последней строчки в своем списке мясника. У меня есть некоторые
сугубо личные причины не желать продолжения этого кошмара. Видите ли, я думаю,
что и Тад, и я, и наши дети тоже могут находиться в таком списке.
– Хорошо. – Голос Алана звучал спокойно, хотя его мысли
скакали в сумасшедшем темпе. Он делал большие усилия, чтобы подавить в себе
раздражение от несбывшихся ожиданий, даже злость, а может и удивление, и
попытаться рассмотреть эту сумасшедшую идею возможно более четко и объективно,
насколько это было возможно. Не было, конечно, вопроса, истинна или ошибочна
вся эта гипотеза – она, несомненно, была за пределами разумной мысли – но
удивляло, почему они столь сильно беспокоились насчет целесообразности этого рассказа.
Было ли это вызвано стремлением скрыть какие-то вымышленные сложности при
осуществлении убийств? А может, что-то еще? Возможно ли, что они верили во все
это? Казалось настолько диким, что пара хорошо образованных и рационально
мыслящих людей – во всяком случае, до нынешнего разговора – могла бы поверить в
это, но от них по-прежнему не исходил тот самый аромат, по которому шериф
безошибочно мог уловить лгущих ему людей. Этого не было ни в первый его визит
сюда, ни во все последующие. «Сознательно лгущих», – поправил себя шериф. –
Продолжайте, Тад.
– Ладно, – сказал Тад. Он нервно прокашлялся и встал. Его
рука потянулась к карману на груди, и Тад с изумлением понял, что машинальный
жест был связан с давно изжитой им привычкой: достать сигареты, которые он не
курил уже многие годы. Он засунул руки в карманы брюк и взглянул на Алана
Пэнборна с тем выражением, каковое должно было бы у него появиться на лице,
узрей Тад в своем кабинете неожиданного визитера.
– Здесь происходит что-то очень странное. Нет, более чем
странное. Это ужасно и необъяснимо, но это действительно происходит. И оно
началось, как я полагаю, когда мне было всего одиннадцать лет.
Тад рассказал обо всем: о головных болях в детстве, о
пронзительных криках и о сводящих с ума видениях стай воробьев, служивших
предвестниками приступов, и о возвращении в его сознание этих воробьев совсем
недавно. Он показал Алану страницу рукописи с надписью поперек ее черным
карандашом: «ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА». Он рассказал о том ужасном приступе, который
перенес в своей рабочей комнате в университете, и что он смог записать тогда
(насколько это сейчас помнилось) на обороте заказного бланка. Он объяснил, что
он потом сделал с этим бланком, и попытался описать свой страх и ужас,
вызвавшие его стремление как можно скорее уничтожить написанное.
Лицо Алана оставалось бесстрастным.
– Помимо всего, – закончил Тад, – я знаю, что это Старк.
Здесь. – Он сжал кулак и постучал по груди.
Алан Пэнборн ничего не говорил несколько секунд. Он начал
крутить свое обручальное кольцо на среднем пальце левой руки, и эта процедура,
казалось, целиком увлекла его.
– Вы потеряли в весе после женитьбы, – спокойно сказала Лиз.
– Если вы не подгоните кольцо по размеру, то однажды потеряете его, Алан.
– Да, думаю, что это так. – Он поднял голову и взглянул на
Лиз. Пока он говорил, случилось так, что Тад на несколько минут вышел из
комнаты в поисках чего-то, и только они двое остались там. – Ваш муж позвал вас
в кабинет и показал вам то первое послание из мира духов, сразу же как я
уехал... верно?
– Единственное привидение >игра слов – spirit означает
как «дух, привидение», так и «спиртные напитки»>, которое я наверняка знаю и
много раз видела – это склад ликера в миле ниже по дороге, – спокойно сказала
Лиз, – но он действительно показал мне эту запись после того, как вы уехали,
это верно.
– Сразу после моего ухода?
– Нет, мы укладывали детей спать, а потом, когда уже сами
собирались ложиться, я спросила Тада о том, что он скрывает от меня.
– Между тем моментом, когда я уехал, и временем, когда он
рассказал вам о затемнениях сознания и звуках птичьих голосов, были ли
какие-нибудь периоды, когда он находился вне поля вашего зрения? То есть, было
ли у него время, чтобы он мог подняться в кабинет и написать эту фразу, вот что
я подразумеваю.
– Я не могу быть здесь уверенной в чем-либо, – ответила Лиз.
– Мне думается, что мы были все время вместе, но я не могу этого утверждать с
полной уверенностью. Да и вряд ли это будет решающим, если даже я скажу, что он
никогда не выпадал из поля моего зрения, так ведь?
– Что вы подразумеваете, Лиз?
– Я подразумеваю, вы тогда решите, что я также лгу, верно?
Алан глубоко вздохнул. Это был единственный ответ, если
таковой и вообще требовался.
– Тад не лжет здесь ни в чем.
Алан кивнул.
– Я ценю вашу прямоту, и поскольку вы не можете с
уверенностью утверждать, что Тад не покидал вас хотя бы на пару минут, я не
могу обвинить вас во лжи. Я рад этому. Вы все же допускаете такую возможность,
и, я думаю, вы также допустите, что альтернатива подобной возможности выглядит
просто дикой.
