Тад посмотрел на него задумчиво.
– Да, – ответил он. – Я нервничаю каждую ночь с недавнего
времени.
– Можем ли мы что-нибудь сделать для вас теперь, сэр?
– Нет, – сказал Тад. – Думаю, нет. Я просто полюбопытствовал
о том, что услыхал сам, в кабинете. Спокойной ночи, ребята.
– Доброй ночи, – откликнулся круглолицый. Стивенс только
кивнул. Его глаза блестели с выражением легкого подозрения из-под краев
козырька фуражки.
«Этот малый считает, что я виновен, – подумал Тад,
возвращаясь с этой ночной прогулки. – В чем? Он не знает. И даже, вероятно, не
очень этого и хочет. Но у него лицо человека, подозревающего всех в виновности
в чем-либо или когда-либо. Кто знает? Может, он даже и прав».
Он закрыл дверь и вернулся в гостиную, откуда снова выглянул
наружу. Круглолицый охранник залез обратно в машину, но Стивенс все еще стоял у
дверцы водителя, и в какой-то миг Таду показалось, что Стивенс смотрит ему
прямо в глаза. Этого, конечно, не могло быть, тем более, что кисейные занавески
опущены. Стивенс мог увидеть только неясный темный контур в окне... если он
вообще что-либо и заметил.
И все же это впечатление осталось.
Тад опустил драпировки поверх занавесок и подошел к бару. Он
открыл его и вынул бутылку «Гленливета», который всегда был его любимым виски.
Он долго смотрел на бутылку и затем снова убрал ее. Ему очень хотелось выпить,
но это было бы самым худшим временем для возобновления пьянства.
Тад прошел на кухню и налил себе стакан молока, стараясь не
задеть левую руку. Рана горела и саднила.
«Он был ошеломлен, – подумал Тад. – Это длилось недолго – он
тут же ощетинился и выдал этот рубец – но он был ошеломлен. Я полагаю, он спал.
Может быть, ему снилась Мириам, но не думаю. То, во что я попал внутри его
сознания, слишком напоминает сон. Я думаю, что это его память. Видимо, это
подсознательный архив записей Джорджа Старка, где все записывается и хранится
на своей полочке. Я представляю, что когда ему удастся проникнуть в мое
подсознание – а может быть это уже случалось – он найдет примерно то же самое».
Он проглотил молоко и взглянул на дверь в кладовую.
Интересно, смог бы я проникнуть в его ПРОБУЖДЕННЫЕ ОТ СНА
мысли... его сознательные мысли.
Тад подумал, что ответом здесь будет «да»... Но также
подумал, что вряд ли решится на повторение всего пройденного ужаса. А ведь в
следующий раз оружием может стать не карандаш в руке. В следующий раз им может
оказаться нож для вскрытия конвертов, который, на этот раз, вскроет шею Тада.
Он не сделает этого. Я ему нужен.
Да, но он безумен. И безумцы не всегда действуют даже в
своих же интересах.
Могу ли я заставить его сделать что-то? Так же, как он
заставляет это делать меня?
Тад не знал, что здесь ответить. По крайней мере, сейчас. А
один неудачный опыт может убить его.
Он кончил пить молоко, сполоснул стакан и убрал его в
сушилку для посуды. Затем, он направился в кладовую. Там с правой стороны
находились полки для продуктов, а с левой – для бумаги и прочих канцелярских
принадлежностей. С тыльной стороны кладовой имелась дверь черного выхода,
откуда можно было попасть на широкую лужайку, которую Бомонты называли задним
двором. Тад открыл обе половинки двери и увидел столик для пикника. Тад вышел
на асфальтовую дорожку, шедшую вокруг этой части дома, которая затем
соединилась с более широкой, главной аллеей, перед зданием.
Дорожка блестели, как черное стекло под лунным светом. Он
смог увидеть на ней белые нашлепки через неправильные интервалы.
«Птичий помет, не слишком приятно будет в него вляпаться», –
подумал Тад.
Тад медленно прошел по дорожке пока не оказался прямо под
окнами своего кабинета. Мощный грузовик «Оринко» показался из-за горизонта и
свернул на дорогу 15 как раз около дома Тада. Свет от фар ярко осветил не
только дорожку, но и лужайку. При этой яркой вспышке Тад заметил тушки двух
мертвых птиц, лежащих на дорожке лапками кверху. Затем грузовик исчез. При
лунном свете тела мертвых птиц снова казались лишь какими-то тенями – не более
того.
«Они были настоящие, – снова подумал Тад. – Воробьи были
живые.» – Тот слепой, безграничный ужас стал возвращаться в его сознание,
заполняя его чем-то грязным. Он машинально попытался сжать руки в кулаки, на
что его левая рука отозвалась резкой болью в ране. То небольшое облегчение от
перкодана уже прошло.
Они были здесь. Они были настоящие. Но как это возможно?
Он не знал.
Позвал ли я их или сам создал из воздуха?
Он и этого не знал. Но был теперь уверен в том, что эти
сегодняшние воробьи были лишь частицей всех возможных в этом мире воробьев.
Может быть, просто мельчайшей их частицей.
«Никогда снова, – подумал он. – Пожалуйста – никогда».
Но сам же Тад подозревал, что его желания здесь не играют
особой роли. Это был настоящий ужас, он коснулся одной из сторон какого-то
страшного паранормального таланта в себе самом, но не умел управлять им. Да и
сама мысль об управлении такими вещами казалась шуткой.
И он полагал, что еще до того, как все здесь для него
закончится, они снова возвратятся.
Тад содрогнулся и пошел обратно в дом. Он проскользнул
внутрь, словно грабитель, закрыл дверь и разобрал дрожащими руками постель.
Перед тем как лечь, Тад принял еще перкодан, запив пилюлю водой из кухонного
крана.
Лиз спала, когда Тад лег рядом с ней. Через некоторое время
он забылся на какие-то три часа неспокойным и каким-то судорожным сном с
кошмарными видениями, кружащимися вокруг него, но до которых он никак не мог
добраться.
Глава 19
Старк делает покупку
Пробуждение не походило на обычное. Он вообще всегда был
словно во сне, переходя от одного видения в другому. Этот сон был ночным
кошмаром.
Он медленно просыпался, зная, что он фактически и не спал.
Каким-то образом Тад Бомонт сумел внушить ему эти мысли, сумел подавить его
волю, ненадолго. Сказал ли он какие-то вещи, открыл что-нибудь пока Тад Бомонт
контролировал его сознание? У него было такое ощущение, что он мог это
сделать... но он также знал, что Тад не сможет узнать, как интерпретировать все
это и как отличить то важное от того второстепенного, что он сумел выяснить.
Он также проснулся от боли.
Он снимал двухкомнатную «площадь» в Ист Виллидже, как раз у
авеню "В". Когда он открыл глаза, то обнаружил, что сидит у покатого
кухонного стола с открытой записной книжкой перед собой. Струйка яркой крови
стекала по клеенке на столе и здесь не было ничего удивительного, потому что
ручка «Бик» торчала, воткнувшись в тыльную сторону его правой руки.
