– Я думаю, что закончил. Черт с ней, этой запиской. Я
возвращу эти заявки еще до того, как миссис Фэнтон узнает, что их забрали, в
любом случае. – Это было во многом – по крайней мере, здесь – чистой правдой...
если только Алтея не следила за делами факультета с небес... Тад поднялся,
надеясь, что ноги не предадут его, но затем снова опустился в кресло. Ему удалось
увидеть, что Харрисон стоит в дверях, вовсе и не глядя на него. Секунду назад
Тад был уверен, что этот человек дышит ему в шею, но Харрисон ел пирожное и
взирал поверх головы Тада в окно на нескольких студентов, слонявшихся по
площади.
– Мальчик, это место просто мертвое, – сказал коп.
Моя семья, может быть, тоже, еще до того, как я вернусь.
– Почему мы не идем? – спросил Тад Харрисона.
– Звучит для меня приятно.
Тад рванулся к двери. Харрисон взгляну на него, сильно
удивленный.
– Елки-палки, – сказал он. – Может быть, ставим эту тьму
чудаку-профессору.
Тад вытаращился на Харрисона, затем взглянул вниз и заметил,
что все еще держит скомканную бумажку в одной руке. Он швырнул ее в корзинку
для мусора, но дрожащие руки подвели его. Бумага ударилась о край корзинки и
свалилась на пол. Еще до того, как Тад наклонился, чтобы подобрать ее, Харрисон
сделал это сам. Он теперь беспечно перекатывал комочек бумаги из руки в руку.
– Вы уходите, не забирая заявок, из-за которых вы приехали сюда?
– спросил полисмен. Он указал на отобранные Тадом папки, которые были
перевязаны красной прорезиненной лентой. Затем Харрисон продолжил свою игру в
перекатывание бумажного шарика с двумя последними сообщениями Старка из одной
руки в другую, с левой на правую, с правой на левую, взад и вперед. Тад мог
увидеть кусочек текста снаружи шарика: «КОМУ-НИБУДЬ И ОНИ УМ».
– Ох. Эти. Спасибо.
Тад поднял папки, затем почти бросил их. Сейчас Харрисон
может развернуть бумажку в своих руках. Он это сделает, и хотя Старк, может, и
не следил за ними в данный момент – Тад в этом был почти уверен, почему-то –
Старк это быстро проверит и узнает. А когда он узнает, то сделает что-то
невообразимое с Лиз и с детьми.
– Не обращайте на это внимания, – Харрисон подкинул шарик в
сторону корзинки. Тот подпрыгнул у краешка корзинки, срикошетил и свалился
внутрь. – Два очка, – заявил удовлетворенный охранник и пошел вперед, чтобы Тад
мог закрыть дверь на ключ.
Он спускался по лестнице в сопровождении эскорта копов.
Роули Делессепс выплыл из своей кельи и пожелал хорошего летнего отдыха, словно
н видал Тада ранее. Тад пожелал того же голосом, который, как ни странно,
звучал достаточно обычным. Тад ощущал сея, как бы переведенным в режим
автопилота. Это ощущение оставалось до того момента, когда он добрался до
машины. Укладывая папки с заявками в «Субурбан», он вдруг заметил платный
телефон-автомат по другую сторону автостоянки.
– Я хочу позвонить жене, – сказал Тад Харрисону. – Узнать,
не нужно ли чего ей в магазине.
– Вам бы это надо было сделать наверху, – сообщил Манчестер.
– Сэкономили бы четверть доллара.
– Я забыл, – согласился Тад. – Может быть, это передалось
мне от того чудака-профессора.
Оба охранника обменялись веселым взглядом и забрались в
«Плимут», где они могли насладиться кондиционером и наблюдать за Тадом через
ветровое стекло.
Тад чувствовал себя так, как будто его набили толченым
стеклом. Он вытащил четвертак из кармана и опустил его в монетоприемник. Рука
дрожала, и он ошибся, набирая вторую цифру. Он дал отбой, дождался возврата
монеты и снова набрал номер, думая все время об одном и том же: «Иисус Христос,
это же все в точности, как при убийстве Мириам. Все точь-в-точь, как в ту
ночь».
Какая-то внутренняя сила сделала почти все помимо его воли и
сознания.
Ему со второй попытки удалось попасть к себе в дом, и теперь
он стоял, столь плотно прижав трубку к уху, что оно заболело. Он пытался как
мог скрыть свое напряжение. Тад не мог позволить Харрисону и Манчестеру понять,
что что-то неладно – любой ценой он этого не должен допустить. Но ему никак не
удавалось расслабить свои сжавшиеся от напряжения и страха мышцы.
Старк сиял трубку с первого же звонка.
– Тад?
– Что ты сделал с ними? – голос был подобен выплевыванию уже
сухих шариков жвачки. Но в конце вопроса Тад смог услышать голоса своих
близнецов. Их плач был странно успокаивающим. Это не были те вопли ужаса,
которыми огласила Уэнди свое падение с лестницы, – это были плачущие, может
быть, капризные крики, но никак не крики от боли.
– Хотя, Лиз – где Лиз?
– Ничего страшного, – ответил Старк, – ты же сам можешь
слышать. Я не коснулся даже волоска на их прелестных головках. Пока.
– Лиз, – сказал Тад. Он вдруг преодолел чувство ужаса. Это
напоминало выплывание из набежавшей гигантской прибойной волны.
– Что насчет нее? – тон был поддразнивающий, утрированно –
неопределенный.
– Дай ее мне! – рявкнул Тад. – Если ты надеешься, что я
напишу хотя бы еще одно слово под твоим именем, _т_ы_ дашь ее мне! – А часть
его сознания, видимо, не поддавшаяся даже этому чувству дикого ужаса и
изумления, предупреждала: «Следи за свои лицом, Тад. Ты только на три четверти
отвернулся от копов. Человек не вопит в трубку, когда хочет выяснить у жены,
достаточно ли дома яиц».
– Тад! Тад, старина! – голос Старка звучал обиженно, но Тад
знал с ужасающей и сводящей с ума определенностью, что этот сукин сын сейчас
ухмыляется. – У тебя почему-то предвзятое и очень плохое обо мне мнение,
дружище. Будь помягче, сынок! Охлади свои двигатели, вот и она.
– Тад? Тад, это ты? – она говорила взволнованно и испуганно,
но без паники. Просто неспокойно.
– Да. У тебя все о'кей, милая? Как дети?
– Да, все о'кей. Мы... – Последнее слово затерлось каким-то
шумом. Тад мог услышать, как это ублюдок что-то говорил ей, на не разобрал, что
именно. Лиз сказала «да, о'кей» и вернулась к телефону. Теперь она говорила,
почти плача. – Тад, уже знаешь, что ему надо.
– Да, я знаю.
– Но он хочет, чтобы я передал тебе, что ты не сможешь
делать это здесь. Полиция скоро вернется с тобой. Он... Тад, он говорит, что
убил тех двух, охранявших дом.
Тад закрыл глаза.
– Я не знаю, как он это сделал, но он говорит, что сделал...
и я... Я верю ему. – Сейчас она плакала. Пыталась сдержаться, зная, что этим
сильно опечалит Тада и понимая, что в таком состоянии он может сделать что-то
опасное. Он сжал трубку и попытался принять беззаботный вид.
