— Это не я, это мастер Таурун догадался, — пояснила Катя. — Да-да, кумат. Успокойтесь, айт, ничего в этом такого страшного нет, — добавила она, потому что у кастеляна затвердели скулы и ноздри недовольно задрожали. — Он ведь был другом бабушки? И он присягал ей, значит, измена исключена. Ведь присяга магическая, её не нарушишь, да?
Последнее она добавила наугад, потому что по логике вещей так должно быть. Иначе какой смысл в магических присягах?
— Да, айя, безнаказанно — не нарушишь, — согласился кастелян.
Догадка мелькнула… так, кусочек мысли, надо схватить и тянуть дальше.
— Но можно нарушить и принять наказание, — добавил кастелян.
Ну вот. Всё ведь очевидно на самом деле!
— С айей Орной все хорошо? Где она? — Катя оглянулась.
— Она ранена. Мортаг лечит её. И он обеспокоен.
— К айе Орне. Проводите меня.
— Вас ждет айт Данир, — напомнил кастелян, уже хмурясь. — Вы сейчас нужнее ему…
— Проводите меня к айе Орне, — повысила голос Катя. — Скорее, пожалуйста! Она у себя? Тогда можете не провожать!
Где покои экономки, Катя уже знала, хотя та и не приглашала её в гости. Но нет, кастелян повел её куда-то в другую сторону, на нижний этаж. Там лежали раненые. В большом зале — мужчины, несколько десятков, на собранных наскоро деревянных нарах, прикрытых тюфяками. Были и совсем мальчишки.
— Здесь есть и те, кого ранили за стенами, — сказал айт Эргер. — Будем уповать на Великую Мать, что она поможет. Но с некоторыми нам придется проститься завтра. А кумата Тауруна нет в замке. Может быть, как раз сейчас он лечит бандитов.
— Вы этого не знаете, — заметила Катя. — И действительно именно он догадался о секрете башни. Там ведь сейчас есть охрана?
— Айя, теперь даже ребенок догадался бы поставить там охрану.
— Не сердитесь, — попросила она. — Давайте я лучше скажу лишнее, чем мы не поймём друг друга.
— И вы простите меня, айя Катерина, — его лицо смягчилось, он кивнул. — Признаю, есть то, что выше моих сил. Доверять куматам не станет ни один волк.
— Но волчицам, видимо, это не так трудно… — она старалась говорить как можно душевней.
Да, национальный вопрос тут… точнее, расовый вопрос — безнадёжно запущен. Но нельзя ведь с этим соглашаться?
Айю Орну устроили в отдельной комнате и со всем возможным комфортом. Может быть, она этого и не замечала — лежала неподвижно с бледным восковым лицом, перевязанная — грудь, рука. Рана на груди кровоточила — сквозь полотно проступало алое пятно. Над ней склонился лекарь Мортаг. При появлении Кати и Эргера он поднял голову.
— Я сделал всё возможное, моя айя. Можно было ожидать и лучшего результата, но нет. Это от меня не зависит…
— Она без сознания? — Катя подошла.
— Ненадолго приходила в себя, — лекарь выпрямился, разминая уставшие конечности. — На такое количество больных у нас мало магии, моя айя. Но мы послали за помощью. Надо уповать на Великую Мать. Больные иногда выздоравливают и своими силами. Айя Орна столько лет была душой Манша — уверен, что даже стены здесь ей помогут.
А Катино внимание как раз привлекло кое-что, лежавшее на табурете около кровати. Небольшой ключ на толстой серебряной цепочке, красивый ключ, сошёл бы за подвеску, но его бородка была настоящей, рабочей — этим ключом пользовались. Головка ключа — фигурная, напоминала затейливый узел в виде сердца, Катя помнила этот рисунок очень хорошо. И ключ видела… во сне.
— Откуда это? — она взяла ключ.
Вспомнилось, что такое плетение цепи называется «бисмарк». И ничего-то в этом мире нет такого уж уникального, оказывается. Что там, то и тут, даже плетение у цепочек. Только тут магия, а там научно-технический прогресс.
— Это было у неё на шее, моя айя, — пояснил Мортаг. — Мы сняли, мешает.
— Это, должно быть, ключ от верхнего яруса Серебряной башни, от магического замка, — Катя протянула ключ кастеляну. — Проверьте и заприте. Он должен надёжно закрыть башню. Пожалуйста. А ключ верните мне.
— И всё это время ключ был у айи Орны? — посуровел айт Эргер.
— Говорю же, проверьте, — повторила Катя.
А экономка вдруг очень медленно открыла глаза, её мутный взгляд скользнул по комнате.
— А, ты, — прошелестела она, — явилась.
— А я поняла, — глядя ей в лицо, сказала Катя. — Как считаешь, помогут тебе стены, которые ты продала князю? Или королю? Кому? Или всё же куматам?
— Ради детей, — экономка смотрела ей в глаза. — Положение и хорошие браки дорого стоят. Я вдова, а щедрость Саверинов не так и велика.
— Такие песни я слышала. Не ты первая их поёшь, — сказала Катя. — У твоих бедных детей мелкий жемчуг, нужен покрупнее.
Жалости она не испытывала, во всяком случае, в эти минуты. За стеной лежали раненые, и некоторых их них, по словам кастеляна, завтра придётся положить на погребальный костёр. Оттого, что эта… волчица захотела чего-то там для своих детей.
Но надо было кое-что уточнить.
— Ты вынуждала меня тебя прогнать, да? Хотела, чтобы я жаловалась? Чтобы Данир выставил тебя из Манша? А при посланниках короля была шёлковой. Ты не могла уйти добровольно и этим нарушить приказ своего хозяина? А если бы тебя выгнали — была бы свободна. Да? Это нарушенная присяга айе Лидане не дает сейчас тебя лечить? Ты боялась… этого наказания?
— Так и есть, — прошелестела экономка. — Ты поняла. Я не хотела сейчас… Он приказал. А мне хотелось жить дальше. Видеть, как растут внуки. Ты тоже не сможешь ему отказать. Она была сильнее… Лидана… — её голос снова окреп, — взятые ею клятвы крепче. Поэтому я умру. И твой муж… тоже, — теперь она улыбнулась. — Он заслужил, вот именно. Мальчишка, привык думать лишь о себе. И тогда, с невестой. Отказался от свадьбы, зная, что семья все уладит. Отдаст золото, как воздух нужное другим. Осыплет жалких степняков золотом, богатством, в которое сам он не вложил ничего. И теперь, с тобой. Привёл сюда, дал высший статус. Тоже пообещал осыпать золотом. Захотел себе игрушку, и неважно, сколько она стоит! Так что ты всё получишь, айя Саверин!
— Мне не нужно… золото Саверинов, — не без труда выдохнула Катя.
— Кому это важно теперь? Придется взять. Но тебе тоже свяжут лапы, девочка. Даже не сомневайся. Поплачешь и привыкнешь. Ремни жёсткие… у них… Тебе тоже прикажут. Я могла бы сейчас быть с дочерью, а вы… Мне нет дела до вас…
За спиной Кати что-то прорычал кастелян. Она махнула рукой, прося не мешать. Нагнулась к раненой.
— Он — это кто? Назови!
— То, что тебе нужно, спроси у степняков, — Орна снова заговорила тише, захрипела, и продолжала пронзительно, как будто с каким-то торжеством смотреть на Катю. — проклятье снялось бы. Лидана бы смогла. Раньше. Теперь поздно…