Мы могли хотя бы попытаться – я готова была бороться!.. Но, оказалось, Егор не настолько заинтересован во мне.
Растерялся, поплыл… Возможно. Но никогда не собирался впускать меня к себе в душу и разделять горе и радости.
Наверное, все правильно: у него есть мечта всей жизни, и никто не должен стоять на пути к ней.
Иногда, бездумно теряя бдительность, я подолгу гляжу на него и тихонько умираю. По сотому разу листаю приходящие от него сообщения в надежде найти в них хоть какой-то намек, но ничего, кроме ответов на задачи, не нахожу.
Правильная девочка Соня, к ногам которой обещал пасть целый мир, где-то читала о безответной любви, но не думала, что она приключится именно с ней… и теперь страдает так сильно, как не страдала еще никогда.
Послезавтра начинаются каникулы. Я медленно гуляю по школьным коридорам, много общаюсь с девчонками, приветливо улыбаюсь и молюсь, чтобы Саша как можно дольше не просек, что Воробья уже давно нет в городе.
* * *
Классный час подошел к концу, ошалевшие от счастья школьники штурмуют гардероб, желая поскорее слинять из проклятых стен храма науки.
Можно вздохнуть с облегчением: Веник сдался и по итогам четверти оценил Наумову на «отлично», но легкость давно оставила меня.
Отправляю на номер Егора коротенькое «Спасибо тебе!», но ответ по традиции не приходит.
Прислонившись к стене, терпеливо дожидаюсь, когда разойдется толпа – шебутные пятиклашки бьют друг друга пакетами со сменкой, носятся по коридору, хаотично меняя траектории движения. Один из них со всего маху врезается в девочку, однажды спасенную Егором от насмешек, – из ее слабых рук выпадает куртка, из сумки вываливаются учебники, личные вещи разлетаются по полу. Девочка падает на колени и непослушными пальцами сгребает в кучу расческу, зеркальце, ручки и пакетики с прокладками – ее губы дрожат.
– Пацаны, у паралитички критические дни! – комментирует Тимур, и сбившиеся в кольцо очевидцы происшествия мерзко хихикают.
Озираюсь по сторонам, душа, прозрачная, истончившаяся от непреходящей боли, разрывается от ужаса.
Отделяюсь от стены и решительно направляюсь к девочке – мне плевать на мнение столпившихся здесь уродов, но чьи-то руки хватают меня за локти и настойчиво удерживают на месте. Тепло согревает и успокаивает и через миг исчезает – Егор расталкивает зевак, опускается возле девочки, помогает ей собрать вещи и выводит в холл.
– Смотрите, Урод себе бабу нашел! – резюмирует Саша.
– Санек, зачем ему баба? Он ведь предпочитает мужиков, да покрепче! – перебивает Сеня, и от искрометного юмора славной троицы к потолку вновь взвивается веселый смех… – Кстати, давно не видно этого мутанта…
Я вздрагиваю – нужно немедленно отвлечь их от разговора о Воробье и Егоре.
Сжимаю нагретый ладонью номерок и скрепя сердце подхожу к ребятам.
– Саш, послушай…
Удивленный, заинтересованный и до омерзения сальный взгляд, задержавшись в районе груди, скользит к моему лицу.
– Что, София?
– Я завтра к маме на все каникулы уезжаю… – изображаю поддельное смущение, мысленно отсчитывая секунды, необходимые Егору для того, чтобы добраться до пожарной лестницы и уйти.
– И? – довольно ухмыляясь, Саша вынуждает меня продолжать.
– Может, вместе сейчас пройдемся? Меня потом неделю не будет в городе…
Присвистнув, он переглядывается с друзьями и, отлипнув от подоконника, вальяжно натягивает куртку.
– Ну, пошли!..
* * *
Припорошивший улицы снежок давно растаял, оставив разочарование неслучившегося праздника, слякоть и грязь. Саша, засунув руки в карманы, специально расставляет пошире локти, но я все равно стараюсь держаться на расстоянии, пусть даже увязаю каблуками в черной маслянистой жиже за пределами дорожки.
– Сонька, а помнишь, как мы с тобой кошку вон с того дерева снимали? – улыбается он. – Я говорил тебе – не лезь, а ты полезла и упала.
– Помню!.. – киваю, поддавшись волшебным воспоминаниям о дружбе и далеком детстве, но иллюзия с грохотом рушится.
– А я тебя поймал! И немножко полапал! – сообщает Саша, и мне хочется съездить кулаком по его смазливому самодовольному лицу.
– Нам было по двенадцать лет! – рычу я.
Поправляю рюкзак и отворачиваюсь – на асфальтированном пятачке дороги к соседним дворам расходятся.
– Не обижайся, ладно? – примирительно ноет он, пытаясь перехватить мой взгляд. – Держи. Мир и любовь?
В мою руку ложится шоколадка с орехами – мы обожали такие, даже дрались, когда Саша съедал свою долю, а потом покушался на мою.
– Мир, – вздыхаю я и забираю батончик. – Пока, Саш!
– Уже? Я тебя до подъезда проводить могу! – подрывается он.
– Я не домой! – отнекиваюсь и шагаю к магазинчику бытовой химии, хотя мне туда вовсе не нужно.
Саша обаятельный – даже я ведусь на дурацкую улыбку и почти на него не злюсь. Пока не вспоминаю, как Егор задыхался в коридоре от удара под дых, как металась, умирая от стыда, больная девочка, как прятала слезы и разбитую губу Наташа…
Выбрасываю батончик в урну, вхожу в магазин и, погуляв вдоль витрины, выбираю и покупаю краску для волос самого темного оттенка.
* * *
Снег растаял, но стены пустой притихшей квартиры все равно кажутся светлее – брожу по комнатам, складываю в небольшую спортивную сумку вещи, изредка прижимая к рисунку над сердцем кулак. Слишком жжет в груди от раскаленной докрасна болезненной привязанности. Слишком больно и одиноко. Снова.
Делаю несколько шумных вдохов, прихожу в себя, звоню маме, и родной голос делает реальность чуть менее невыносимой:
– Котик, я тебе электронный билет на семь тридцать возьму. Ждем с нетерпением! Масик в восторге просто! Кстати, «Луну» твою отремонтировали, покрасили…
– Замечательно, мам…
Попрощавшись с ней, я начинаю считать минуты до отъезда – еще раз проверяю багаж, задвигаю сумку под кровать, наполняю ванну и погружаюсь в облако лавандовой пены. Ненавижу этот запах, но расслабляюсь и стараюсь не думать ни о чем.
Но когда, намотав на голову полотенце, возвращаюсь в комнату, застаю там неизвестно откуда взявшуюся побледневшую бабушку…
– Привет, ба! – раскрываю рот, чтобы похвалиться итогами четверти, но бабушка перебивает:
– Я решила забежать в обед: забыла пособие для вечернего занятия… У тебя была не убрана кровать, я стала прибираться и… – ее голос дрожит.
– Прости, я забыла… – винюсь: ей совершенно не нужно знать, что обычно я валяюсь под одеялом до вечера, делаю уроки, ем и смотрю сериалы вплоть до ее возвращения с работы.
– А это что? – она протягивает мне обнаруженную под матрасом тетрадь по алгебре – на раскрытой странице сияет досадный «трояк».
