Я впервые делюсь с кем-то своими проблемами, и этот кто-то – Лебедев Егор.
С ума сойти можно.
– Бабушка отдала мне любовь и заботу, все свое время… всю жизнь! Я должна оправдать ее ожидания – кто, если не я? Но я не соответствую им. Потому что всегда была тупой, заторможенной, ни на что не годной серостью! И изо всех сил гналась за призраком той, кем никогда не являлась, Соней Наумовой. Единственной и неповторимой. Каждый день… – я взвиваюсь и с надеждой смотрю ему в глаза. – Как же меня все достало, Егор! Я застегнута на все пуговицы… Раньше я несла эту ношу без проблем, но она вдруг стала непосильной. А если я покажу свое истинное лицо, это станет страшным ударом для бабушки. Теперь ты видишь: я тоже расплачиваюсь за то, что произошло тогда. Как и ты. Иногда я мечтаю умереть, чтобы в воспоминаниях так и остаться идеальной. Я даже думаю над способами…
Егор до боли сжимает мою руку и хмурится.
– А теперь послушай меня! – перебивает он. – Моя дерьмовая жизнь не раз толкала меня к тому, чтобы сдохнуть и разом развязаться со всеми проблемами. Но однажды я ехал в Город за запасом продуктов и прочей фигней – я каждую неделю мотаюсь туда. По электричке метался парень, на пару лет старше, обдолбанный или сумасшедший – я так и не понял. Он сел напротив… и я просто выпал, как он был похож на меня!.. Он узнал мое имя, очень удивился и долго втирал о том, что все плохо, что он – сирота, с детства болен и слаб, что исчезнуть очень просто и он докажет это… Я бы все равно не смог навести порядок в его башке и отсел подальше. Он бросил мне на колени пакет с бумажником и документами, сказал, что не хочет, чтобы его нашли, и сошел на станции. А потом в газетах писали, что неизвестный сиганул под проходивший следом поезд – его долго отскребали с рельсов и опознать так и не смогли. Я никому не рассказал о произошедшем: исполнил его последнюю волю. Но тогда я впервые задумался и представил себя на его месте. И понял: способов куча, но надо ли?.. Пока я жив – есть и надежда. Подумаешь, не продают еду в магазинах… Я и в город смотаться могу. Подумаешь, все презирают и ненавидят. Я тоже от них не в восторге. Но даже я буду жить. А уж ты тем более должна…
Порыв ветра завывает в проводах, Егор оставляет мои согревшиеся пальцы в кармане, вынимает руку, повыше поднимает воротник и осторожно кладет ладонь на мое плечо. Тишина повисает над пустырем и звенит в ушах.
– Ты ведь знаешь, как я «любил» тебя и твою бабушку… И, наверное, должен возрадоваться, что тебе тоже нелегко, но… – Он заглядывает в мои глаза, и я вдруг с оглушающей ясностью осознаю, что Егор – сын маньяка Лебедева и бабушкин ночной кошмар – стал для меня самым близким человеком. – Я сочувствую тебе. Не терпи больше. Иначе задохнешься. Поняла?
Испуганно моргаю, Егор придвигается ближе и, весело и до чертиков мило улыбаясь, предлагает:
– Говоришь, никогда не пробовала спиртного? Хочешь, напьемся? Ты приползешь домой, грохнешь кулаком по столу и громко заявишь о себе… – дурацкий заразительный азарт загорается в его взгляде. – Или… давай завтра вместе мотанем в Город. На концерт. Хочешь? Из любого тупика есть выход. Должен быть!
* * *
Утром из-за двери доносится бабушкин раздраженный бубнеж.
Накрываю голову подушкой – наверняка мама позвонила спозаранку и затеяла скандал. Ненавижу быть причиной их разборок!
Дую на саднящий порез на пальце, закрываю глаза и стараюсь мыслить позитивно: пусть я не поеду в Город, зато всю неделю смогу тайком бегать на пустырь… На порезе проступает кровь – вот так неудачно я заметала следы своего вчерашнего бунта с бросанием лампы.
Дверь еле слышно скрипит, край матраса прогибается под чьей-то тяжестью, и подушка, рассекречивая факт моего пробуждения, возвращается на свое обычное место.
– Соня… – Бабушка гладит меня по волосам. – Прости, если обошлась с тобой резко. Скажи мне одно: почему ты скрыла? Ты всегда могла прийти ко мне – разве я когда-нибудь отказывала тебе в помощи?
– Ба, я не хотела расстраивать тебя… – хриплю и приподнимаюсь на локтях. – Это недоразумение. Не о чем беспокоиться – по итогам четверти все равно «пять»…
– Ты не в младшей школе – оценка за четверть сейчас ничего не решает. У меня есть подозрение, что Марина хочет навязать тебе свои сомнительные ценности. Она и Соню постоянно баламутила: Город, танцы… Прошу тебя, не слушай ее! Посмотри, как она живет! Миша этот – на пять лет младше! Честно, я боюсь тебя туда отпускать. Давай не в этот раз. Может, на новогодних каникулах? Будет за полугодие пятерка стоять, тогда и поговорим о поездке…
– Бабушка, ты серьезно? – ною я. – Дядя Миша клевый! А мама и Макар так ждали меня!
– Ну конечно: «Приезжай, девочка, раз в год я потерплю тебя и даже создам видимость, что в тебе заинтересована… А бабушкины методы в корне неправильны!» – она поправляет очки и поджимает губы. – Понимаю, Соня, мама всегда будет хорошей, как бы ни поступила с тобой. Что ж, пусть тогда я пока побуду плохой. Это все пойдет нам на благо.
Я больше не спорю: она права…Тихие скандалы происходили все детство, еще до того как я навсегда поселилась здесь. Бабушка пыталась достучаться до мамы. Но та все равно уехала. Сдалась и оставила меня.
– Ну все, Сонюшка. – Бабушка шлепает меня по заднице. – Поднимайся, и пойдем завтракать. Вчера ты носа из комнаты не высовывала и не знаешь: Катенька Иванова на пару дней уезжает в командировку – она очень просила присмотреть за ее детьми… Думаю, ты уже взрослая и не побоишься ночевать одна? Я согласилась. Можешь Сашу позвать, но учти: после девяти я созвонюсь с Олей и уточню, вернулся ли он…
– Не стану я его приглашать! – заверяю, умирая от внезапно свалившейся радости: пожалуй, я знаю, чем займусь этим вечером… И дома меня точно не будет!
Шестнадцать
За окном усилился снег, повалил непроглядной сплошной стеной, в метре от стекол отсек видимость – даже яркого бабушкиного пальто в такой круговерти не разглядеть. Остается считать удары сердца, переводить их в секунды и минуты: совсем скоро бабушка дойдет до остановки, сядет в подошедший автобус и спустя три остановки сойдет в Частном секторе. А я отныне и до завтрашнего вечера предоставлена сама себе. Впервые на такой длительный срок.
Холодильник забит завтраками, обедами и ужинами, на кухонном столе под салфеткой остывает печенье, и радио безучастно шелестит в пустоту последние известия и прогноз погоды на сутки. В гостиной мерно тикают часы…
От волнения дрожат руки и подташнивает – я кошусь на телефон, набираюсь смелости и протягиваю ладонь, но тут же отпрыгиваю подальше.
Интересно, помнит ли Егор, о чем мы говорили вчера, до того как он проводил меня до края пустыря и помахал на прощание?
Помолившись всем известным богам, я все же решаюсь – беру телефон со стола, нажимаю на зеленый кружок напротив контакта, сохраненного под именем «Ноль» и затаив дыхание жду, когда включится автоответчик.
– Привет! – неожиданно раздается из динамика, и я опускаюсь на диван.
