Сашенька совсем перешла на английский, чтобы моряку было понятно:
– Мистер Дженкинс, вы знаете, что надобно делать, ежели мельник идет берсеркствовать.
Полина Афанасьевна последних слов в точности не поняла, но о смысле догадалась.
– Поди-ка тогда, дай мне с Фомой Фомичом наедине слово молвить.
Ни к чему девочке было слышать дальнейший разговор. Александра кротко, паинькой вышла.
Помещица помолчала, прикидывая, как подступиться к непростому предмету, но нужда в предисловиях отпала. Британец заговорил на сию тему сам:
– Млэйды, юной мисс говорить я не стал, а вам скажу. Если мельник станет сопротивляться, это будет очень хорошо. Я его, того-этого, прикончу. С чудовищами это лучше всего. А то ведь в вашей, извиняюсь за выражение, того-этого, стране даже смертной казни нет. Отправят гада на каторгу иль, того хуже, запрут в сумасшедший дом, а он сбежит и еще понаделает бед. Нужно уложить сукина сына на месте, и дело с концом.
Полина Афанасьевна вздохнула с облегчением, но было у нее еще одно сомнение.
– Да справитесь ли вы один с мельником? Он силен, как медведь.
Фома Фомич обиженно запыхтел.
– В девяносто восьмом году в Бриджтауне, на Троицу, залезли к нам ночью на «Медузу» трое местных разбойников. Все наши дрыхли, я один вахту стоял. Так я одному негодяю руку отрубил, другому, того-этого, клинок в глаз воткнул, а третий еле-еле успел в воду сигануть. Или еще в Саутгемптоне был случай, в кабаке «Кобыла и осел», в восемьсот пятом…
Он стал приводить все новые и новые примеры своей доблести. Катина не прерывала, но слушать перестала. Прикидывала, кто из деревенских мужиков покрепче и посмелее.
Тишка-молотобоец в позапрошлый год Кузьму не заробел, дрался с ним, с тех пор щербат. Еще Захарка-охотник, он зимой на волков ходит. Конечно, глухой Спиридон – этот от тупости вовсе страха не знает, а силища бычья. Из шустрых да быстрых сгодится конюх Федька…
Глава XI
Двухствольный пистолет
На мельню однако помещица соваться передумала. Лихов умен. Если увидит издали, что к нему идет целое войско, может сбежать. Лови его потом по лесам. И на ночь глядя затеваться незачем. В темноте злодею легче удрать. Всё надо обустроить с толком, чтоб не вышло осечки.
Сделала так.
Утром послала за Кузьмой дворовую девку – барыня-де по мучному делу зовет. И мельник, конечно, явился. Катина с внучкой из мезонина смотрели, как через луг движется высокая, статная фигура. Шаги широкие, мерные, левая рука отмахивает, как у солдата.
– Дай честное слово, что будешь у себя в комнате сидеть и наружу ни ногой, не то под замок запру, – строго сказала Полина Афанасьевна.
– А расспросить его потом мне позволите? Оно для науки нужно. Я репорт составлю, в Лейпцигский университет пошлю.
– Ступай, ступай! – прикрикнула помещица на деву. Незачем той было знать, чем оно закончится.
Мельника должны были привести в кабинет. Катина спустилась туда первая, села за стол, заваленный хозяйственными бумагами. Правую руку держала на коленях. В ней малый двухствольный пистолет, с которым помещица обычно путешествовала. Два курка, два спуска, две свинцовых пули.
За свою девку, несчастную Палашу, Полина Афанасьевна собиралась поквитаться с убийцею сама. Не англичанина то дело. Фома Фомич пускай сидит себе за дверью, в прихожей, ждет, чтоб кликнули. Под окнами затаились Спиридон с Федькой, в сенях – Захар с Тихоном. На случай, если рука дрогнет иль порох подведет. Ни первое, ни второе у Катиной случиться, конечно, не могло, однако в серьезном деле лишних предосторожностей не бывает.
Было слышно, как за приоткрытой дверью Лихов здоровается с моряком, как тот бурчит свое «драстуй».
Короткий, уверенный стук.
– Кузьма, ты? Заходи, жду.
Вошел. Шапка в руках, лицо спокойное.
– Зачем позвала, барыня? Работы много.
– Есть у меня подозрение, что это ты Палагею убил, а перед нею других девок, – сказала Катина, не обинуясь и глядя Кузьме прямо в глаза. – Сдается мне, что ты только с виду человек, а на самом деле бешеная собака, какая воет на луну и брызжет пеной. Как, приглядел уже следующую жертву? Худенькую, кудрявую, белокожую девчоночку.
Она нарочно говорила резко, напористо, чтоб ошарашить. Сашенька рассказывала, что безумство в маниаке перед самым полнолунием уже закипает, так пусть бы сразу от неожиданности бес и вылез. Катина под столом уж оба курка взвела.
Мельник заморгал, но и только. Нужно было подбавить жару.
Голос помещицы загремел:
– Гадина ты кровожадная! Аспид пресмыкающий! Думал, безнаказан останешься? А того не смикитил, что все убиенные по реке пущены от твоей плотины! Сей страшный след прямо к тебе и привел. Есть на тебя и другие улики! Что скажешь, ирод косоумный?!
Бес из Лихова что-то не вылезал. Кузьма лишь прищурился. И ответил без крика:
– Твоя правда, барыня. У кого-то тут ум накось. Либо у меня, либо у тебя. Нашептал тебе кто-то нелепицу, а ты поверила. Для какой такой нужи стану я кудрявых белокожих девок убивать? Расскажи, послушаю.
Никак не ожидала Катина такого спокойствия. На вопрос ответить ей было нечего. В самом деле, для чего он их убивает-то? И почему именно юных, кудрявых, тощих, с чистою кожей?
Мельник протянул вперед сильные, жилистые руки.
– Ну вели меня вязать. Кто там у тебя под окном-то сопит? Везите к судье, пускай он рядит. Чай Расея – не Туретчина. Без свидетелей, без причины, без твердой указки невиновного не засудят. А с тобой я боле ничего говорить не стану, коль ты со мною этак.
Плотно сжал губы, взгляд из-под густых бровей злющий. Хотя как еще смотреть невинному человеку на облыжную обвинительницу?
Полина Афанасьевна заколебалась.
Нет, не в виновности Кузьмы. В лиховских глазах кроме понятной злобы она усмотрела еще нечто иное. То ли торжество, то ли усмешку. Будто бы он даже и рад, что его злодейство теперь ведомо, а не докажешь.
Колебалась Катина в другом – что теперь делать? Стрелять в смирного, не противящегося человека невообразимо. Везти его в уезд? Властям сейчас не до уголовного разбирательства, из-за войны все ополоумели. Ладно бы преступника схватили с поличным, а тут объясняй судье Егору Львовичу про астрономический календарь и лейпцигский справочник. Еще есть ли он на месте, судья-то. Не уехал ли, как многие другие, от француза подальше.
