Глава 7
Дилижанс грохотал по большой северной дороге, останавливаясь в каждой деревне и на всех перекрестках.
Он отправился из Лондона в шесть часов — из «Ягненка»в Айлингтоне, — и скоро их ждет остановка в Балдоке, чтобы можно было размяться.
Сидя между двумя селянками, Торилья почти не замечала их и, уж конечно, не видела того, что некий малыш роняет шоколадные крошки на ее муслиновое платье.
Глубоко погруженная в свои думы, она очнулась, лишь когда дилижанс добрался до Хэтфилда. Она вспомнила о Берил и Родни, о том, как счастливы будут они вместе.
Торилья не покинула Лондон сразу после несостоявшейся свадьбы, как задумала ранее, потому что граф поспешно вернулся в Хертфордшир, а тетя оказалась совершенно беспомощной перед огромной грудой подарков.
— Их придется вернуть назад, — заявила она, — и хотя слуги вполне могут все упаковать, мне придется сперва отыскать адреса дарителей.
Три следующих дня были отданы этому занятию, и когда осталось лишь несколько анонимных свертков, графиня сказала:
— Остается только надеяться, что некоторые из наших так называемых друзей сообразят вернуть эти подарки Берил и…
Родни.
В голосе тети слышалась нотка сожаления о несостоявшемся в высшей степени блестящем браке Берил, на который графиня возлагала такие надежды.
— Берил очень счастлива, тетя Луиза. — Торилья, должно быть, уже в двенадцатый раз успокаивала тетушку этими словами.
— У нее было столько возможностей, — сетовала графиня, — но Родни Марсден…
Больше ей нечего было сказать. И тут, словно о чем-то вспомнив, графиня сказала:
— Ну а теперь у меня появилось время подумать и о тебе, Торилья… Не сомневаюсь, лорд Аркли не забыл тебя. Мы должны пригласить его к обеду.
Торилья вскочила на ноги.
— Тетя Луиза, я должна возвратиться к папе. Он… ждет меня.
Графиня задумалась на мгновение.
— Что ж, лорд Аркли, как все остальные, мог и уехать из Лондона — теперь, корда принц отправился в Брайтон.
Она оглядела Торилью с ног до головы, как бы оценивая ее внешность, и добавила:
— Ну, если хочешь, возвращайся сейчас к отцу, но я напишу ему и приглашу тебя к нам в сентябре. И тоща, Торилья, я обеспечу тебе успех.
Было очевидно, что тетя переносит собственные амбиции с Берил на нее, Торилью. Однако она понимала, что бесполезно доказывать графине, что она может выйти замуж лишь за одного человека, который куда-то… исчез.
Она надеялась, хотя и допускала тщетность своих ожиданий, что маркиз пришлет ей записку или хотя бы устную весточку после того, как Родни остановил венчание. По маркиз словно превратился в невидимку.
Он заехал в Карлтон-Хаус, что было вполне объяснимо, но после этого о нем не было ни слуху ни духу, и теперь, сидя в дилижансе, Торилья думала о том, что скорее всего он унижен случившимся.
Конечно, это происшествие явилось благодатной темой для сплетен, от Сент-Джеймс-стрит до Челси несостоявшийся брак стал притчей во языцех.
До отъезда из Лондона Торилья получила только два письма из Барроуфилда.
Первое было написано рукой отца. Оно состояло из возвышенных эпитетов и восторгов, о которых Торилья успела забыть после кончины матери.
Б шахте устанавливали воздуходувки Баддла, воду откачивали новые устройства, все опоры укрепили, негодные же заменили, привезли безопасные лампы Дэви, а сами шахтеры не могли поверить в изменения, произошедшие в их жизни в связи с увеличением жалованья.
Второе письмо пришло от Эбби. Она сообщала, что здоровье отца существенно улучшилось по сравнению с тем временем, когда Торилья уезжала из Барроуфилда.
Хозяин набрал вес. — писала служанка, — а все потому, что он больше не беспокоится за больных и нуждающихся. Учрежденный его светлостью фонд помощи снял с него заботы о детях, калеках и самых старых. Но эти Коксволды, конечно, все равно получают больше, чем им полагалось бы.
Торилья расхохоталась, вспоминая, как Эбби возмущалась манерой Коксволдов извлекать деньги из ее отца.
Надеюсь, вы знаете, что его светлость удвоил стипендию вашего отца и я взяла двух девиц помогать мне по дому — у нас теперь подают блюда, которые ваша милая мать любила заказывать в Хертфордшире.
Торилья радостно вздохнула, удивляясь доброте и щедрости маркиза.
«Я хочу отблагодарить его», — подумала она в отчаянии, ибо подобная возможность могла ей и не представиться.
Дилижанс подъехал к «Королю Георгу», и пассажиры поспешно выбрались наружу.
— Двадцать минут, леди и джентльмены! — сказал кондуктор. Все бросились в гостиницу, чтобы их обслужили первыми.
Лишь спустившись на землю со своим маленьким саквояжем, Торилья заметила, что сотворило неразумное дитя с ее платьем, к тому же она утомилась от долгого сидения на жаре.
Она вошла в гостиницу и спросила у горничной, не найдется ли комната, где можно переодеться, и ее отвели наверх, в свободную спальню.
Торилья не торопилась, так как знала, что пища будет невкусной, и не испытывала голода.
Она умылась холодной водой, потом, достав из саквояжа свежее платье, которое собиралась надеть к ужину, сняла испачканное отпечатками маленьких пальцев.
Торилья причесалась перед зеркалом, и отражение смотрело на нее распахнутыми тревожными глазами, а в самой глубине их затаилась печаль.
— Должно быть, он… больше не… хочет меня? — спросила она отражение и отвернулась: мучительно было даже представить подобную вещь.
Стояла такая жара, что она не стала надевать капор, а держала его в руке вместе с саквояжем.
Спускаясь по лестнице, Торилья подумала, что у нее все-таки хватит времени на чашечку чая.
Внизу, у последней ступеньки, ее ждал хозяин гостиницы.
— Прошу вас сюда, мадам, — сказал он.
«Торилья поставила саквояж, решив прихватить его по выходе из кофейни.
Лендлорд открыл дверь, и она вошла в комнату.
Она была совершенно пуста, только в дальнем конце ее стоял человек.
Он повернулся к ней, и на какой-то миг оба застыли на месте.
Не говоря ни слова, маркиз протянул руки, и Торилья полетела к нему, как возвратившаяся домой голубка. Он прижал ее к себе — крепко-крепко, так что она едва могла вздохнуть.
Потом Торилья подняла глаза, и когда маркиз заглянул в них, ей вдруг показалось, что комнату осветила тысяча свечей.
А потом он поцеловал ее — безумно, отчаянно, страстно, словно они находились на грани несчастья и чудом спаслись.
Ей хотелось крикнуть:» Я люблю тебя!
