Я люблю тебя!«— но губы маркиза проникали в самое сердце, притягивали к себе, и в мире остался лишь он один как истинное воплощение любви.
Не так скоро он оторвался от ее губ, затем лишь, чтобы сказать низким прерывистым голосом:
— Моя драгоценная, моя любимая! А я думал, что потерял тебя.
— Ах, Галлен!
Она уткнулась лицом в его плечо, и слезы счастья потекли по ее щекам.
— Теперь все будет хорошо, моя дорогая. Теперь все закончилось. — Он поцеловал ее волосы. — Я так благодарен, так несказанно благодарен судьбе за то, что муки кончились и мы можем соединиться.
— Соединиться… — повторила она сквозь слезы.
Маркиз снова поцеловал ее — неторопливо и властно.
Они сидели за небольшим столиком, ели и пили, но Торилья как будто не замечала яств.
Она неотрывно смотрела на маркиза, такого молодого, счастливого и беззаботного. Горькие морщины исчезли, лицо его светилось, и свет этот отражался от ее собственного лица.
Им было трудно говорить. Они чувствовали себя воскресшими после смерти.
Торилья протянула руку и прикоснулась к маркизу.
— Ты действительно… здесь?
— Именно это я и хотел спросить у тебя, моя чудесная, моя прекрасная, моя совершенная, моя любовь.
По окончании трапезы они вышли во двор.
Там их ожидал его фаэтон; четверку запряженных в него великолепных гнедых она помнила еще по» Пелигану «.
Только конюха маркиза здесь не было, и коней держал под уздцы слуга из гостиницы.
Торилья завязала под подбородком ленты чепца и вдруг вспомнила:
— А мои вещи? Они были в дилижансе!
Маркиз улыбнулся.
— Мои слуги уже позаботились о них и отправили вперед.
Он помог Торилье подняться в фаэтон, а сам забрался наверх и бросил оттуда две золотые гинеи восхищенным слугам; фаэтон помчался по дороге, уходящей на север.
Дома закончились, и начались зеленые сельские просторы.
— Куда мы едем? — спросила Торилья.
— Сперва к моей матери, — ответил маркиз. — Должен тебе сказать, она уверена в том, что именно ее молитвы подняли Родни Марсдена из могилы и избавили меня от супружества без любви.
Торилья повернулась к нему.
— Надеюсь, ты поняла, что как только судьба или молитва спасла меня, я немедленно оставил Лондон, чтобы отвезти мать домой.
— Я не подумала… что ты… одеваешь это…
Маркиз казался удивленным.
— Тогда чем же, по-твоему, я был занят, моя дорогая?
— Я… боялась, что больше не… не нужна тебе, — нерешительно сказала Торилья.
— Насколько я нуждаюсь в тебе, ты услышишь от меня вечером, после того как мы обвенчаемся.
Торилья не на шутку испугалась.
— Ты должна понять, моя золотая, что нам придется некоторое время соблюдать осторожность и держать наш брак в тайне. Я не допущу, чтобы о тебе судачили.
— Неужели мы действительно… сможем обвенчаться сегодня?
Теперь глаза Торильи светились как звезды.
— Если ты будешь глядеть на меня подобным образом, — улыбнулся маркиз, — я забуду про дорогу и с нами что-нибудь случится!
Торилья счастливо засмеялась и припала щекой к плечу маркиза.
— Неужели мы действительно так скоро… поженимся? — спросила она вновь.
— Все уже устроено, — заверил ее маркиз. — Нас обвенчает мой капеллан в нашем замке, а единственным свидетелем будет моя мать. Несколько месяцев никто не должен знать о нашем браке.
— Это слишком чудесно! — воскликнула Торилья.
Потом они ехали, почти не переговариваясь, пока маркиз не остановил свою упряжку, и Торилья увидела замок чуть слева от них, за извилистой рекой, поднимавшийся из зеленой чащи.
Замок казался огромным, серый камень серебрился под солнцем, а на самой высокой башне развевался стяг маркиза.
Хэвингэм молчал, но глаза его были обращены к ее лицу.
— Только я не стану… блестящей хозяйкой салона, — тихо сказала Торилья.
— Неужели?
— Я не хочу быть… сложной… и остроумной.
— Неужели? — переспросил он.
— Мне… нечего дать тебе… кроме любви.
— Неужели ты думаешь, будто мне нужно что-то еще? — вымолвил маркиз, обнимая ее за плечи.
Губы его прикоснулись к ее губам, и Торилье передалось сжигавшее Хэвингэма желание.
Потом он хлестнул коней, и фаэтон помчался как ветер.
Прежде всего они отправились в Дувр-Хаус, расположенный в дальнем конце парка, окружавшего замок.
Грумы бросились к коням, маркиз помог Торилье спуститься и повел ее в дом.
Она почувствовала смятение: ей предстояла встреча с матерью маркиза.
Что, если она не сочтет ее подходящей партией для своего сына? Что, если у нее появились собственные планы по отношению к нему теперь, когда он снова свободен?
Маркиз открыл дверь; в комнате возле освещенного солнцем окна сидела женщина, напомнившая Торилье ее собственную мать. Лицо ее казалось таким же ласковым, та же доброта светилась в глазах, губы приветливо улыбались.
Маркиза посмотрела на сына с надеждой.
— Мама, я привез к тебе Торилью, — сказал он, не скрывая гордости :за невесту.
— Я так долго ждала этого мгновения, моя дорогая, — ответила вдова, протягивая обе руки к девушке.
Торилья рука об руку шла с мужем по саду, среди великолепия дивных цветов, наполнявших воздух благоуханием.
Солнце припекало, и маркиз увел Торилью в тень деревьев, окруживших лужайку.
Дорожка вилась мимо серебристых сказочных буков. Лес становился все гуще, и солнце оставляло на земле крошечные золотые пятнышки.
— Куда ты ведешь меня, дорогой? — спросила Торилья.
Голос ее был полон нежности, каждое слово казалось признанием в любви.
— В совершенно особое место, — ответил маркиз. — Мама рассказывала, что там они с папой проводили полуденный отдых в свой медовый месяц.
Дом, где поселились молодые, они получили от маркизы в качестве свадебного подарка.
— Мы с мужем провели там медовый месяц, — объяснила маркиза причину такого решения. — И мы были так счастливы, что потом купили этот дом у друзей, сдавших его нам; мы нашли в нем наш собственный уголок, где так хорошо быть вдвоем.
Воспоминания затуманили ее взор.
— Когда отец Галлена уставал от множества дел, мы отправлялись туда вдвоем. — Она улыбнулась.
