- Так что если он будет резким, несдержанным на слова или что-то не так скажет, терпи, он может себе позволить. Он мужик конкретный, и в этом его «фишка».
- Да, Дусенька, я все понимаю. И заметила. Просто не привыкла я… - Хочу развить эту тему, но Дуся перебивает, ухватив мою мысль на лету:
- Ты вообще ко многому не привыкла и от многого отвыкла. Так что будем теперь наверстывать!
Тихой сапой к нам подкрадывается Ванька и даже готовит всем по чашке чая, подавая который, все-таки тактично интересуется:
- Не помешаю?
- У меня нет от тебя секретов, - отвечает Дуся. Но Иван присаживается за стол только после того, как я дополняю:
- И у меня, брат!
Все мы в голос хохочем, вспоминая ту историю с «братом».
В начале второго курса, возвращаясь в сумерках в общагу, я заметила в подворотне четыре фигуры, одна из которых показалась мне смутно знакомой. «Наведя резкость» я поняла, что она Ванина, и, замедлив шаг, из природного любопытства решила понаблюдать, что происходит. Но, когда увидела, что трое окружили Ваньку, а потом пустили в ход кулаки, вскипела.
Я ринулась на них, плохо соображая, что делаю, ведь это были три здоровых бугая, но тогда было не до этого. Чувство самосохранения пропало напрочь, хорошо, хоть мозг не совсем отключился, и я умудрилась схватить очень кстати валявшийся на дороге дрын.
Вот так – с какой-то увесистой палкой наперевес, развевающимися волосами и громкими воплями я стала дубасить спины противника в пределах собственной видимости.
Естественно, меня скрутили. Вернее, скрутил. Самый здоровый из них, пока двое других фиксировали Ваньку. Он одной рукой играючи удерживал мое извивающееся тело, не оставляя ни единого шанса вырваться, а другой задрал подбородок вверх, чтобы, изучив мое лицо, спросить:
- Что, так сильно переживаешь за своего никчемного парня?
- Никчемные здесь вы, - ответила я с вызовом, - потому что трое на одного – это беспредел! И он мне не парень, понятно?
Тот громила присвистнул, а потом насмешливо бросил:
- А кто ж тогда?
- Брат он мне, понял, ничтожество?
Кажется, я слишком перегибала, но на адреналине, да еще в пылу недавней битвы, как никогда желала отстоять справедливость. И случилось невероятное: я почувствовала, как ослабла хватка моего мучителя, когда он скомандовал:
- Все! Харэ! Сваливаем!
Те двое отлепились от Ваньки, и все свалили в закат, а он сполз по стеночке и уселся прямо на бордюре. Я присела рядом, и он одной рукой обнял меня, потому что вторая оказалась сломанной. Так и сидели в молчании: большой парень с окровавленным лицом в разорванной рубахе и перепачканная пылью взлохмаченная хрупкая девушка.
- Так брат, говоришь? – Спросил через некоторое время Иван.
- Угу, - подтвердила я, устраивая голову у него на плече. А он притянул меня ближе и, пряча улыбку, выдохнул:
- Замётано!
В это время из воспоминаний нас выдергивают картинки телевизионной передачи, где в качестве эксперта выступает доктор Левин. В обычной одежде он смотрится еще более мощно, чем в халате: сплошная мужественность и харизма.
Какая-то наверняка известная личность сетует на то, что хочет прооперироваться в его клинике. Женщина имеет лишний вес и очень долго рассказывает о своем желании лечь на стол к известному хирургу за любые деньги. Он же слушает ее трели с нечитабельным выражением лица, а, когда ведущий просит его прокомментировать ситуацию, довольно резко отвечает:
- Жрать меньше надо!
Мы как завороженные смотрим сначала на экран, потом друг на друга, и я, в оцепенении произношу потрясенно:
- Дуся…
Но она, похоже, тоже в шоке от такого поворота, поэтому ничего не отвечает.
Но Ваньку не проведешь. Он, оглядев нас, строго спрашивает:
- Кто это?
- Мой врач, - не отрывая глаз от экрана, шепотом произношу я.
- А ничё такой. Мне нравится!
И мы снова начинаем ржать.
ГЛАВА 4
Домой я летела в странных чувствах. Во-первых, мне нужно было окончательно принять для самой себя факт предстоящего достаточно непростого, сопровождаемого определенными рисками вмешательства в мое тело. Во-вторых, раздобыть денег. И, в-третьих, очень хотелось прояснить вопрос Лёниного пребывания в Москве.
По дороге домой я отправила мужу сообщение, а теперь готовилась к сегодняшнему вечеру.
Так странно: сегодня вместо предвкушения встречи у меня чистая механика: найти белье, которые нравится мужу, распрямить до идеальной ровности каждую прядь волос, придумать, какие блюда и напитки подать к ужину.
Одеваясь, чувствую себя не в своей тарелке, ведь сегодня я устраиваю романтик не по собственному желанию, а для антуража, потому что впервые преследую определенную цель и впервые собираюсь просить у него денег.
Когда хлопает дверь, я выплываю в коридор и обвиваю его шею руками, получая долгий чувственный поцелуй. Но тяну его сначала на кухню, где кормлю ужином, размышляя, как начать разговор о главном. Леонид начинает первым:
- Как столица? – Хотела бы я задать тот же вопрос ему, но еще не время.
- На месте, - отвечаю уклончиво, не зная, как лучше приступить к делу, нервно теребя подол платья. А потом скомкано от волнения рассказываю ему о поездке, о встрече с Мишаней, визите в клинику.
Леонид расслабленно слушает, как будто ему лень, и он делает мне одолжение. Только на словах о сыне в глазах мелькает неподдельный интерес, после чего он снова впадает в собственный вид меланхолии.
Я говорю и говорю, открывая перед ним боль собственной души, а, закончив, жду хоть какой-то реакции, но Леонид сидит молча. А потом вдребезги разбивает выстроенный мною и единственно логичный взгляд на ситуацию в целом.
- Послушай, чего ты от меня хочешь? – Спокойным, деловым тоном уточняет Леонид, так, будто обсуждает не здоровье женщины, с которой прожил 16 лет, а некую мелочь типа покупки бумаги для офиса.
Я потрясенно смотрю на него, словно вижу впервые. Муж при всех его особенностях всегда был отзывчивым человеком. Но сейчас его будто подменили. И я сомневаюсь, хочу ли достучаться до него…
- А, знаешь, Лёнь, наверное, уже ничего, - сказала, и поняла, что не хочу и не буду ничего у него просить. И стало как будто легче, словно с ног упали кандалы, удерживавшие меня рядом с ним, как на привязи. Я поняла вдруг, что уже не могу больше находиться в его тени. Что и сама, правда, пока не знаю как, смогу заработать. Вырваться из тотальной зависимости от него. И тогда он и слова мне сказать не сможет!
- Я думала, что хочу твоего участия, поддержки. А сейчас смотрю на тебя, и, правда, ничего не хочу.
