А время утекало… бесповоротно…
Помню тот жуткий день, когда мне надлежало принять решение. Потому что скоро эти двое должны были опустошить Чёрную чашу. Я как-то раз видел одну казнь. Тот преступник хорошо держался. Спокойно вышел к моему отцу, тогдашнему королю, молча принял из рук его большую каменную чашу — ни один мускул не дрогнул на его лице — и спокойно опустошил. Даже тогда, когда его тело дёрнулось от действия яда, он молчал. Я ещё недавно с наслаждением представлял, как муж Тэл берёт у меня из рук Чёрную чашу. Но самому вручить её Тэл?! Стоять рядом и смотреть, как она будет пить яд?! Нет, я не могу. Я не вынесу этого! Но позор не менее мучителен…
Помню, как пытался есть, но вдруг заметил, что не чувствую вкуса еды. Хотя мне прислуживали лучшие повара. Хотя раньше я радовался, вкушая их творения, но… в этот жуткий день я вдруг не почувствовал вкуса. Не ощутил радости от еды.
Где-то на этом же этаже зашумели. Топот чьих-то ног — убегающий явно был очень худ и небольшого роста — быстро приближался к обеденной зале. Потом кто-то вцепился в ручку на одной из створок дверей. Дверей, запертых изнутри. Последовала какая-то возня.
— Уходи, Кан! Тебя сюда не звали, — строго сказала стражница, охраняющая зал снаружи.
Кан?.. Кто это? Почему-то не могу вспомнить эльфа с таким именем.
Отчаянный голос какого-то мальчика резанул меня по сердцу:
— Пустите меня к королю!
Створки двери дёрнулись.
— Убирайся отсюда, невоспитанный мальчишка!
— Пустите меня к королю!!!
Стон. Створки двери яростно дёрнули снаружи.
— Пустите меня к королю! — отчаянно закричали за дверью, — Они не виноваты! Не виноваты! Им дела нет до власти! Отпустите их! Пропустите меня! Или дайте мне осушить Чёрную чашу!!! Они не виноваты! Это… это я виноват!
И тут я с ужасом понял, что это сын Тэл пришёл ко мне.
Тот самый сероглазый мальчик. Мы говорили с ним однажды. Я был в глуби Леса, один, играл ту самую, незаконченную мелодию. И остановился там же, где и оборвал её мой прадед.
И тогда Кан вдруг подошёл ко мне — я тоже не заметил его присутствия, как и Тэл когда-то — и спросил, почему у мелодии, сыгранной мной, нет конца. Почему-то его, как и его мать в детстве, волновал этот вопрос. Я сказал, что у мелодии нет конца — до сих пор никто не придумал нечто совершенное для её продолжения и завершения. А точнее, я всячески сопротивлялся совету Тэл — закончить мелодию быстро и просто, поскольку основная её часть, похоже, уже сыграна моим прадедом. А остальные музыканты, которым тоже хотелось состязаться в создании прекраснейшего из завершений к последнему дару моего прадеда, даже не думали упрощать свои добавки. Неужели, Тэл сказала свой совет только мне одному?..
И тогда этот мальчик — тогда ему было пять — серьёзно сказал, что у каждой песни и у каждой мелодии должен быть конец. Достал свою флейту из чехла, крепившегося к поясу, украшенному вышивкой Тэл — она уже достигла несказанного мастерства в этом искусстве — и сыграл. Сыграл очень маленький кусочек, незатейливый, но… очень пронзительный… мелодия, сыгранная им, очень гармонично легла к мелодии моего прадеда. И даже лучше, чем у его матери.
— Ты уже слышал раньше мелодию, которую я только что играл? — спросил я растерянно, — Кто показал тебе это окончание?
Мальчик задумчиво погладил узор на флейте и спокойно ответил:
— Впервые услышал её. И сам же придумал, как она должна закончиться. Простите за моё неумение, мой король. Я ещё очень мало тренировался.
Я был потрясён. Точно так же потрясён, как и несколько десятков лет назад, когда Тэл, тогда ещё девчонка, произнесла тот совет. А мальчик недоумённо смотрел на меня своими пронзительными серыми глазами. Что-то было такое в его глазах… что-то в них зацепило меня… И его импровизация была бесподобна! Вот так, сходу, придумать достойное окончание мелодии великого мастера!
Это был очень талантливый ребёнок, который, несомненно, прославится как мастер игры на флейте! Это был его сын… Его сын, а не мой. Зависть и ревность острыми когтями сжали моё сердце. И снова то жуткое чувство, словно внутри меня смёрзлась глыба льда. Словно внутри меня только кусок льда. И ничего больше. Потому что этот одарённый мальчик был его сыном, его, а не моим. А ведь если бы Тэл тогда, прилюдно, не оттолкнула бы меня, то он бы мог родиться моим сыном! Он бы мог быть моим сыном — и прославить меня в веках. Кан бы, несомненно, превзошёл меня в игре на флейте! Но он был не моим сыном… не моим… А сыном того эльфа, которого я ненавидел больше всего на свете!
Похоже, что ручка, за которую яростно дёргали снаружи, отвалилась. И почему-то упали в коридоре двое. Один из упавших вскочил и с размаху ударился о запертые створки. Творение древних мастеров оказалось крепким. Ребёнок бился о двери, но те не раскрывались. На лице моей королевы, обычно такой невозмутимой, появилось сострадание. Но она не решилась заступиться за ребёнка мятежников. Холод сжал моё сердце. Похоже, что с этого дня этот холод будет всю жизнь преследовать меня.
Пока маленького эльфа не трогали, он отчаянно ломился о запертую дверь. Пока его не трогали. Но скоро его уведут. Думаю, он будет вырываться и кричать.
Неожиданно затрещал магический слой близ обеденной залы. Вдруг разошёлся в широкой трещине, как от грубого удара. Кто мог сотворить заклинание такой мощности, чтоб в одно мгновение создать трещину? У эльфов редко бывали такие способности, да и наш народ всегда старался сберечь магический слой. Иначе бы Лес нас не простил и не прислушивался бы к нашим просьбам и мольбам. Но… неужели, кто-то из драконов? Кто? Зачем?
Рвануло. Старинные двери — творение известных мастеров — разлетелись мелкими щепками. В коридоре все попадали. Я вскочил из-за стола, призывая Лес защитить меня.
Мальчик поднялся первым. Он ворвался в залу, сверкая глазами, но… Упал на колени возле меня, вцепился в мои ноги. Отчаянный поток просьб сорвался с его уст.
Я потрясённо смотрел на него. Неужели, это был он? Это он в одно мгновение разорвал магический слой?! Если это он, то по силам Кан может сравниться только со мной! Дар рвать магический слой обычно проявлялся у потомков королевской династии. И крайне редко — в других родах. Значит, Кан — не только талантливый музыкант, но ещё и очень одарённый маг! А если… если окажется, что он превосходит меня по силе? Но… он ещё так юн! Сколько ему? Кажется, семь полных лет и несколько месяцев.
Стражники ворвались в зал, схватили мальчишку, оторвали от меня. Его отчаянный взгляд, когда его тащили прочь, больно резанул меня. Словно от меня сейчас отрывали кусок моей плоти или души.
Вдруг серые глаза уволакиваемого мальчишки — он всё ещё вырывался и смотрел на меня — заволоклись яростью. Из-за резкого треска разрывающегося магического слоя меня и магов-стражников скрутило от головной боли. Кан оттолкнул воинов. Мрачно выпрямился — серые глаза его горели злобой — и, заглотнув огромную порцию силы из магического слоя, тут же выдохнул её… Преображённую в пламя…
