Она не возмутилась. Смущённо потупилась.
— А вы… а вы мускулистый… — сказала растерянно, — Странно, а так вы выглядели худым…
А я как назло вспомнил, что её мягкая грудь упирается в меня.
Робкий взгляд. Глаза сверкающие. Яркие свежие губы, немного пухлые…
Не удержавшись, осторожно поцеловал её… Мягкая…
Опомнившись, девица оттолкнула меня. Вывернулась. Я и не пытался её остановить.
Но…
Ей бы ударить меня. Мужика незнакомого, вздумавшего целовать её! Заорать! Убежать от меня! Но это глупое дитя растерянно потрогало свои губы.
— Так вот оно как… — сказала она задумчиво, — Вот как целуются…
Дитя… наивное… чистое… нетронутое… глупое. Очень глупое.
Невольно усмехнулся:
— И не только так.
— А что… и ещё как-то можно? — распахнулись растерянно глаза.
Она одна будила во мне столько разных эмоций и чувств…
Я невольно рассмеялся, потешаясь над её юной глупой простотой.
И, смеясь, неожиданно сам для себя, вдруг притянул её к себе, приникая к её ярким губам.
Она сначала замерла растерянно. Потом замерла уже намеренно, мерзавка! Видимо, ей это понравилось. А я… я всё не мог от неё оторваться… Наконец, насладившись моими умениями в поцелуях, она наконец-то вывернулась от меня. Но не злобно. Так, растерянно. Потупилась смущённо.
— Вот, значит, как ещё можно…
И задумчиво провела по нижней губе указательным пальцем. А потом ещё и губу нижнюю прикусила задумчиво. Её губы стали такими яркими…
Кровь к моей голове прилила…
Я помню, был проблеск сознания. Когда вдруг понял, что уже крепко обнимаю её, исступленно целуя. Целую чужую невесту!
И я разжал руки, отступил от неё. Рванулся под дождь.
Но она…
Это дурочка сказала, а я, убегающий, расслышал:
— Это было… приятно…
Сжал пальцы… с радостью сжал бы их на её волосах… на её пышной груди… коснувшись её…
Она на шаг отступила, когда я опять ступил в объятия ветвей, тяжело дышащий. Но не додумалась меня ударить. Не додумалась убежать от меня. А надо бы…
Я рванул её к себе. Снова целуя в губы. Лаская её голову, её плечи…
Она… так и не убежала…
А я… не смог уйти сам…
Лаская это юное свежее тело… целуя её покрасневшие губы и уши… Опускаясь губами и поцелуями от её виска… по скуле… по шее…
И за собой её увлекая… на землю… на бодро шуршащие кленовые листья… Они взметнулись разноцветными брызгами, веером, над нами… падали… разноцветные на нас… помню растерянные глаза… начавшие затуманиваться… и упругое тёплое тело, лежащее на мне, замирающее под моими руками… тело, замирающие от моих ласк… от первых ласк в её жизни…
И ей уже не хотелось уходить… А мне не хотелось остановиться… скользить бы… скользить ладонями по этой нежной светлой коже, такой манящей… да разжигать губами и руками первый огонь внутри неё…
А дождь всё лил и лил, переплетая наши тела и судьбы…
Может быть, если бы не было дождя?.. Той змеи?.. Змеиного жестокого огня, разгоревшегося вдруг внутри меня…
Однако это всё случилось…
Уже потом, когда она лежала возле меня, а покрывало нежных волос цвета пламени лежало на мне и светлело, змеилось по земле, а я задумчиво ласкал эти нежные пряди и её голову… её нежные плечи, с которых как-то незаметно стянул платье… и развязал чужой пояс…
Вначале я был счастлив… Я почему-то был очень счастлив, хотя уже много женщин было до неё у меня… И много зрелых… пылких… много пар рук и губ, которые сами ласкали меня… дивно ласкали… очень приятно… которые сами умели раздеть и разжечь огонь внутри меня…
Но рядом с этой человеческой девочкой было на удивление спокойно. И хорошо… Она всего лишь отзывалась на мои ласки… наивная… глупая… такая милая… которая так воспринимала мою боль, будто то была боль не моя, а её…
Но я вдруг вспомнил Тэл, которую взял против её воли, увлёкшись… или которая хотела бросить мне подачку, один раз, на одну только ночь, думая, что насытившись ею хоть раз, я более не буду беспокоить её и увлекусь другими… Я вспомнил моего сына… первого… главного… сгоревшего живым…
Вздох вырвался из моей груди.
Незнакомка — я так и не додумался, так и не успел даже спросить её имени — взволнованно приподнялась на руках. И я заинтересованно следил, как скатываются рыжие волосы по белоснежным плечам, по юной упругой груди…
Она, взгляд мой заметив заинтересованный, сообразила наконец. Смутилась. Мило смутилась, вся покраснев. Резко села. И попыталась руками прикрыть грудь. Да поздно уже. Я всё уже успел увидеть. И почувствовать под своей рукой.
Довольно улыбнулся. То, что я успел нащупать, мне понравилось. Мне всё очень понравилось в ней. И её милая юная глупость, и её упругое здоровое тело…
— Не смотрите так! — проворчала смущённо.
И я, прикрыв глаза, сел — слышал, что она отшатнулась. Нащупал сброшенное платье и протянул в ту сторону, где было её шумное взволнованное дыханье. И пояс, подаренный её женихом, случайно нащупал, но отдавать ей не стал.
Её жених… ненавижу парня, который заберёт себе эту красоту!
А она — я слышал — торопливо надела на себя платье. Глупая женщина. Зачем прятать то, что так красиво?.. Я ведь уже всё успел увидеть. А она была прекрасна! Белый атлас над костром… и так плавилась в моих руках…
Довольно улыбнулся.
А потом мне стало стыдно.
Я всё ещё сидел с закрытыми глазами, не решаясь смотреть на неё. Странно, я стольких женщин касался. Мне не было стыдно тогда. Но сейчас…
Потерянно голову обхватил.
О, что я наделал! Это было… прекрасно… но… я же сломал жизнь Тэл! И её… А вдруг я сломал и её жизнь? В Белом краю принято девушкам хранить целомудрие до свадьбы… для мужа… Я снова взял чужое… снова взял не своё…
— Я…
Начала и замерла.
А что тут сказать? Разве что прибить меня. Убить. Ударить хотя бы. Я же… я же её совратил!
Но эта глупышка… эта добрая глупышка меня даже не ударила!
Открыл глаза. Столкнулся с её взглядом.
Не было укора. Стыда не было. И грусти.
Она была взволнована. Но не за себя. И сказала… почему-то она сказала именно это:
— Я посажу дерево за вас. Памятное дерево. Мы так их называем. И буду просить мир, чтобы он вас берёг. Буду надеяться, что у вас всё наладится.
И улыбнулась. Светло.
Первая женщина, которой было дело до меня. Единственная женщина, которой было дело до меня настоящего… До того, что творилось в моей душе…
