Этот танец, каждый вдох и выдох огня рождаются в текущее мгновение и в нём же и исчезают. Танец, который я никогда не танцевал прежде и никогда не повторю впредь. Его просто не существует, как и моей души. Душа пламени завладела моим телом и направляет его. Я — пламя. Свободное, дерзкое, неустрашимое. То, которое поглощает всё. Движения подсказывает и тело, чтобы каждая капля крови в нём заструилась привольно, быстрей, слившись в огненный поток.
В какой-то миг сорвал шнур с волос. Сорвал — и забыл. Очнувшись на несколько движений, заметил как волосы свободной и непрерывной волной следуют за мной. И чудно…
Второй танец — танец металла. Мне надоели плавные движения. Ещё быстрей. Ещё неистовей! Вперёд. В стороны. Никакой грации. Каждое движение должно быть угловатым, резким, острым — как лезвие меча или ножа. Отблески металла, сияние моей ярости. Это рождается внутри меня, это выходит наружу из каждого моего движения. Полное безумие. Полный хаос. Хаос, завладевший мной, моей душой и моим телом. Меня нет. Есть один неразрывный хаос, резко захватывающий этот луг, эту жизнь, это дыхание ветра. Сияние злобы, гнев обиды, боль отчаяния — вот мой партнёр в танце, вот мой учитель, вот мой господин. Полное безумие. Никакой грации. Никакой логики. Бешенство в движениях. Даже волосы, обезумев, сплетаются на мне как змеи… Танец, которого никогда не было и никогда больше не будет. Каждый вдох и выдох, которого больше никогда не случится. Даже если жизнь моя оборвётся завтра, это не имеет значения. Она уже оборвалась в этот миг. Нет ничего. Нет ничего в прошлом и в будущем тоже ничего нет. Полная свобода от всего. И от боли, и от всех радостей. Я сошёл с ума. Это так сладко… так упоительно… Забыть все каноны эльфийских танцев и отдаться безумию… Меня нет. Я больше не эльф. Я один лишь хаос. И порождённый им металл. Я — лезвие ножа. Я его отблески в свете ночного светила…
Третий танец, рождённый из щемящей тоски по грации двух предыдущих. Танец расплавленного металла и огня. Хаос исчез. Во многих движениях проскальзывает какая-то грация, то резкая, то медленная. Изумительная и завораживающая, как сиянье расплавленного металла… Быстр как ветер, текуч как вода. Но вода эта губительная для живого. Как моя застарелая обида. Как поцелуй текучего металла к живой плоти. Неистовство огня, его свобода…
Я ещё не выдохся… Я ещё живу… Я ещё могу взлетать над землёй! Танец, который никогда не повторится. Танец, который я хочу, чтоб видело только небо…
Последний танец взметнулся из плоти прежнего неожиданно, как догнавшее меня дыхание ночного ветра. Моя душа наконец-то смогла вырваться из плоти гнева и обид и раствориться в воздухе… Воздух… Танец воздуха и ветра… Лёгкий и неуловимый… Я порхал над лугом, мои руки стали крыльями… В каждом движении — круговом ли, лёгком ли, сквозило лёгкое дыханье ветра. Ветер вошёл в меня и завладел моей душой. Я стал ветром…
Быть ветром, значит, быть свободным. Таким же текучим, как и расплавленный металл, но дающим облегчение и жизнь. Быть таким же текучим, как вода, но легче её. Я могу взлететь как ветер. Я могу задержаться в воздухе как часть его. Ноги почти неуловимо оторвались от земли… Тело стало лёгким и поднялось вверх… Для меня не было никаких законов… Никакой логики… Никаких чувств кроме одного лишь чувства полёта… Я танцевал над кронами деревьев, обнимавших луг… В ночном сумраке… Под искрами звёзд… Если этот танец станет последним в моей жизни, то не жалко. Жалко лишь жизнь, которая не окончилась ничем…
Я отдался танцу… Я то был вездесущ как воздух, то подвижен и лёгок как ветер… Танец покоя… Который никто никогда не повторит… Который я сам никогда не повторю, даже если доживу до второго рассвета…
Есть такие танцы, которым надо остаться здесь и сейчас. Которые никто не видел кроме нас. Разве только равнодушное небо или звёзды, изумительно манящие своей удалённостью и загадочностью. Каким б ты хорошим мастером ни был, но есть танцы, которые ты должен посвятить одному лишь себе. Танцы, принадлежащие только тебе одному. Они как дыхание жизни! Твоя кровь, чьё течение никто не увидит! Твоя жизнь… Твои тайные помыслы и мечтания, твои взлёты и падения, которые полностью никто не сможет увидеть. А если кто и увидит большую часть, то никогда не сможет разгадать…
Наконец я очнулся. Магическое поле леса почти сразу же выпустило меня. Но не будь я эльфом, если бы не смог грациозно приземлиться! И травы почти не помял.
Я стоял посреди луга, слушал шелест цветочных и травяных стеблей. Я вдыхал это изумительное чувство покоя, которое разливалось вокруг. Я наслаждался покоем, заполнившим всю мою душу. Какая прекрасная ночь! Мне не жаль, если она станет последней.
Всё было хорошо. Слишком хорошо. Но в какой-то миг я вспомнил, что мой Лэр уже больше танцевать не будет. Ни для меня, ни для своей невесты.
Слёзы потекли по моим щекам. Одежда моя и камни в обруче перестали мерцать. Ночь заботливо поглотила меня в свои объятия. Здесь я могу быть собой. Никто не увидит моих слёз. Никто не услышит моей боли. Луг на чужой земле, вдали от чьих-либо селений. Моя последняя ночь…
Моё уединенье нарушило шуршанье травы под чьими-то ногами. Поступь слишком лёгкая для человека, но совершенно неприличная для представителя гордого лесного народа…
Недоумённо замер. И она замерла. Женщина. Слишком сильный цветочный аромат. Что она делает здесь? Как посмела нарушить мой покой?!
Она какое-то время стояла в отдаленье, словно в растерянности. Потом сделала несколько робких шагов ко мне. Резко развернувшись, метнул ей в лицо струи света. Девушка вскрикнула и закрыла лицо. Впрочем, по коротким огненным прядям, обрамляющим её лицо, я уже понял, кто она.
Свет потух. Дочка почти сразу же взглянула на меня из-за длинных изящных пальцев. Слишком быстро: я не успел отвернуться, а она успела увидеть мои слёзы. Вот уж чего не пристало видеть моей дочери! Пристойны лишь слёзы, рождённые от восхищения красотой или рождённые сочувствием к искусству музыки или мелодий. А слёзы слабости не пристало видеть никому. Что мать её, заставшую меня в неподходящий миг слабости, что дочь, я одинаково ненавижу!
Повернувшись к ней спиной, холодно спросил:
— Для прогулки по человеческим землям принцесса более достойного одеяния выбрать не могла?
Последовало замешательство и напряжённое молчание. Возможно, в это время дочь смущённо оглядывала свою безразмерную мужскую рубаху и неприлично узкие мужские же штаны. Впрочем, я не настолько наивен, чтобы ждать, будто она устыдится. Надеюсь, в ней найдётся хоть капля эльфийского такта, чтобы сейчас же уйти.
Но нет, человеческого сострадания в ней оказалось больше: Зарёна вдруг решительно приблизилась ко мне и крепко обняла. Молча. Небось, решила, будто я тут от горя изнываю. Мне б отправить её куда-нибудь ледяным словом или понятной ей человеческой грубостью. Но нет, что-то замерло во мне. И на какое-то мгновение мне даже стало стыдно от моего желания прогнать её. Так мы и стояли. В ночной тишине. Дерзкая и непокорная дочь почему-то крепко обнимала меня, а я не смел пошевелиться…
