— Ну, так… А вдруг я полюблю его?
— Вам повторяю: тогда я буду рад за вас. И даже буду вам завидовать, — Син перносицу потёр, свою, — Давайте так, на сегодня… Чтоб временно советники подотстали, а там, дальше, видно будет. Я попрошу в покоях ваших ночью побыть Нэла. Утром увидят его выходящим — вы скажете, что он — ваш выбор. На время от вас точно отстанут. А что касается вас двоих… Вот смотрите сами, как он себя поведёт. Если вам его слова и прикосновенья понравятся — и продолжайте, пока нравятся. А если нет, то у вас, я видел, есть приличный такой подсвечник и тяжёлый.
— Нэл вроде добрый. Думаю, он поймёт… и без подсвечника.
— И я думаю, что он и так поймёт. Тем более, что он сумел для вас вырастить из бутона сорванного большой и зацвётший куст голубой лилии.
Внимательно посмотрела на него. Син серьёзно смотрел на меня и молчал. Заговорил потом:
— Дайте Нэлу шанс, Рён. К тому же, по нашим правилам, женщина сама имеет право выбрать, с кем по жизни идти или… жизнь скрасить ненамного. Он ли, не он. Вас будущий муж как вашу мать в деревне вашей не осудит.
— Вот вроде вы делаете это для меня… для моего счастья… если оно возможно… и так…
— А почему нет? — он тихо спросил, — Почему вы думаете, что я не мог бы сделать чего-то для вашего личного счастья?
— Так… трон вы можете потерять. А если б взяли меня сейчас — и я бы сына родила — и стал бы вашим трон.
Эльф вдруг сказал грустно:
— Малышка Рён… Ну, взял бы я вас сейчас… Но взять тело, заставить кого-то — не равно тому, чтоб сердце его забрать, — и мужчина вдруг усмехнулся, — А я люблю по крупному играть. Здесь ставка — ваше сердце или ничего.
— В большой схватке можно проиграть.
— Проигрывать неприятно, но чем чаще проигрывал, тем слаще станут с трудом добытые победы.
— Вот… рассуждаете сейчас… Как будто я — дитя, а вы — старик. Вам… сколько лет?
— Какое долгое дело — вас соблазнять! Тут, видно, ночей много не уснёшь! — мужчина рассмеялся, потом посерьёзнел: — Вы правильно заподозрили, принцесса Рён. Я вас старше. Поэтому серьёзнее на жизнь смотрю. Поэтому стал жёстче и расчётливей. Мне удивительно смотреть на вашу юность и простоту. Они меня чаруют. Порой смешат. Но сам я не умею впадать в детство. Я из тех детей, что вырастая, взрослеют насовсем. Мне было интересно, что именно испытываю к вам. И зацветёт ли голубая лилия, сорванная мной, для вас?.. Но она не зацвела. Может, рано ещё. Может, от меня для вас не зацветёт она и совсем. Жизнь течёт и меняется всё. Или многое. Поживём — увидим, как говорится у людей.
— Так… сколько уже лет тебе? Или из вредности не скажешь?
— Сто два, — Син рассмеялся.
— Ой, совсем старик! Раз в шесть иль семь старше меня!
— Вот кабы не ваша детская простота, я б сгрёб вас в охапку и показал вам, какой из меня старик! — он проворчал, чтоб сразу после рассмеяться, — На вас бы сил хватило до утра.
— А зачем так долго-то? Ведь вроде палка, дырка…
Он очи к потолку возвёл, замученным притворяясь. Впрочем, ненадолго. Потом уж снова усмехался.
— Я пошёл за Нэлом, — сказал, — Учитесь с ним. Со временем поймёте всё.
И Нэла и в правду притащил. Скоро. Я лишь успела пару раз… Вру, пару десятков раз побродить по спальне туда-сюда… Нэл был в одних штанах, босой, встрёпанный. Волосы как обычно простым шнуром собраны у шеи. Как будто он спать завалился, волос не распуская. Но уже не сонный. Обалдевший то ли от коварства советников, то и от расписанной ему Сином перспективы.
Я как бы просто так на него посмотрела. В общем-то, он мускулистый немного. То есть, не то, чтобы это слишком выделялось. И ещё у него было несколько шрамов — два на левом плече — и на груди три разных. Он их как-то не скрывал. Точнее, я его увидела сегодня полуодетым — и приметила шрамы. Или он сегодня их уже не скрывал, то ли слишком сонный был, то ли не захотел скрывать. Так-то он красивый… Эх, выходит, кто-то сильно его ранил. Когда-то. Вот, неподалёку от сердца шрамы. Кажется, кто-то когда-то пытался Нэла убить. Ой, а те шрамы, точнее, раны от них, я, кажется, даже знаю. Вот, когда он меня подобрал в Черноречье, едва живую, и в своём доме выходил. Он тоже был ранен…
Но, кажется, я слишком долго уже на него смотрю, полураздетого! Да на его обнажённую грудь!
Задумчиво взгляд перевела куда-то в сторону, рядом, чтоб сделать видто, будто не торс его меня интересовал. Но сам Нэл тоже взглядом косил куда-то мимо меня. Так, что, может, он не засёк. О, только бы не успел заметить! Вот с чего мне пялиться на полуодетых мужиков?!
— А дальше вы общайтесь сами, — сказал, усмехнувшись, Син и пропал.
Нэл стоял напротив и растерянно смотрел на меня. Я — на него.
— Слушай, они это… — затравленно сказала я, боясь вдруг наступившей тишины, — Они от меня наследника хотят… очередного! Моего… Потому что отец слёг… Неясно отчего. Боятся или вдруг… вдруг насовсем?.
— Пошли их… далеко, — тихо Нэл сказал, — Если ты не хочешь ничего.
Меня он понимает хорошо. Вот только… это как бы… это ж предполагает, что, может, сейчас наступит та самая ночь? Когда вдвоём?.. Того?..
— Ну, я… как бы…
— Чего-то хочешь? — смутилась под взглядом внимательным его.
"Белая роза" 10.4
— Не то, чтоб так… Я замуж когда-нибудь хотела бы… Но смотря с кем.
— Ты от меня ушла, — сказал он вдруг хрипло, — Хотя я предлагал тебе выйти за меня.
— Так… А ты за мною следом не пошёл! Как будто… — начала и перестала.
— Как будто что? — взгляд пугающий и твёрдый.
— Как будто особо и не нужна. И потом… Потом, когда уже встретились в Эльфийском лесу… ты…
— С любовью моей к тебе не приставал? — молодой мужчина бросил злобно, — А что, я должен был? Зачем? Зачем мне бегать за тобою? Ты уже ушла — и этим «нет» своё сказала.
— Ну, я не знаю… Вдруг, если б ты побегал… Там, слов поговорил каких-нибудь красивых… Ведь ты, наверное, умеешь тоже? Умеешь говорить красиво?..
— Вот делать мне нечего! — Нэл вздохнул, — У меня много дел. Я верною службой хочу выпросить помилованье для семьи. Хотел выпросить… Теперь Хэлу полагается б их публично полноправными эльфами нашего народа объявить, но он то шляется где-то, то пьёт…
— Он обещал мне больше не пить.
— Боюсь, что Хэл слишком слабый, — проворчал молодой мужчина, — Так и будет бегать от всех. Сопьётся или сделает с собой чего… — потом добрёл до моей кровати, присел на самый край её. Лоб потёр. Волосы в задумчивости ещё больше вспушил, — Ааа! Что за месяц! Я с вами со всеми рехнусь!
— Ты так расстроен, что Кан — лишь наполовину твой брат?
Нэл устало на меня посмотрел:
