А голос плыл по лесу, разливался по округе. Красивый голос, звонкий, молодой:
Какие чувства в душе горят,
Когда вокруг простирается небо?
Какие на вкус облака внутри?
Мечты мои мне дороже хлеба!
По щеке Акара вдруг сползла одинокая слезинка.
А голос плыл, его отвлекая:
Но я, увы, родилась бескрылой!
И все говорят, что мне не летать!
Как больно от жизни моей постылой!
И от отчаяния я вообще не жива…
Вторая слеза покатилась по щеке полукровки. Он недоумённо стёр её, смотря на свои мокрые пальцы.
А голос певца плыл над лесом, плыл над равниною:
И странное чувство потери со мною:
Оно преследует меня по пятам.
Есть тот, кто бы поднял меня над землёю!
Он где-то ходит. Он где-то там…
Акар задрожал. И вообще вдруг расплакался.
О, брат, крылатым ты смог родиться!
Задрожал Мишур. Вздрогнул седовласый Старейшина.
А голос менестреля, громкий, звонкий, отчаянный лился над притихшей землёй:
И небо привычно тебе, как мне — земля.
С тобою мне ль суждено увидеться?
И знаешь ли, что здесь тебя ждёт сестра?..
— Киё… — прошептал Акар, губы у него задражали, — Киёра… ты… зовёшь меня?!
А голос молодого менестреля вдруг смолк. И Акар вдруг, забыв про врагов, про свои планы, про то, что поворачиваясь к ним так, подставляет спину, вдруг подпрыгнул — на миг становясь крылатым ящером — вылетая из двух вражеских колец. Приземлился за ними, ближе к лесу. И кинулся туда, к тому певцу.
Киёра… Это она брату своему весточку подала? Просто через песню? Через простую песню? Незатейливую. Но он понял!
Огненная струя полетела ему вслед.
И разбилась о вращающую секиру. Мишур встал между воинами и полукровкой.
Убрал атаку, руки с ногтями, превратившимися в когти, сжал умоляюще по бокам от древка секиры.
— Пусть идёт, — попросил умоляюще, — Оставьте его, хоть раз!
— Но он… дома… — Старейшина седовласый на нас с Нэлом покосился и осёкся.
— Пусть идёт! — Мишур вдруг на колени опустился, секиру на землю перед собой положил, — Если хотите, в этот раз я заплачу своей жизнью за него! За его ошибку позвольте заплатить мне!
— Пусть идёт! — вдруг сказал хрипло один из эльфов, — Это же… История, какой ещё не было! Большую битву смогли предотвратить одной только песней! Какую красивую поэму можно сложить об этом! И какие необыкновенные легенды!
— Не песня, — мрачно проворчал Мишур, — Не песня смогла предотватить эту битву, — когтистым ногтем указал на лес, где уже скрылся, певца разыскивая, полудракон: тот, по-видимому, поглощённый одной только мыслью, своей новой надеждой обрести свою Киё, встретить хоть раз, хотя бы только раз встретить её, уже не замечал и не слышал нас. Будто нас уже и не было, — Это их любовь. Их связь. Связь брата и сестры. Это она подсказала девочке спеть песню. Это она подсказала мальчишке, что в песне звучит зов для него.
— Так что же… делать? — Старейшина седовласый озадаченно посмотрел на своих.
— А я… — Син начал растерянно и осёкся.
И все растерянно посмотрели на него.
— Чего? — спросил наконец Мишур, который первым не выдержал тишины.
— Я уже не вижу его магический след, — эльф указал рукой на лес, — Будто и нет его.
Драконы посмотрели туда. И начали кто бледнеть, а кто — хмуриться.
— Мир стёр его след, — озадаченно сказал какой-то дракон, выглядевший молодым.
— Совсем затёр, — озадаченно сказал другой.
— Но он… — седовласый Старейшина сердито потряс рукой, сжатой в кулак, — Он же наши горы порушил! Едва Эльфийский лес не поджёг! Он мог навредить стольким из нас! Так почему мир хранит именно его?! Почему не нас?!
Но мир молчал. Мир не захотел говорить ни с кем из нас. А может… среди нас и не было никого, кто умел слышать голос Мирионы.
И Акара в тот день так и не нашли. И потом.
Разве что — Син донёс — что драконы и, чуть погодя, эльфы, нашли того молодого менестреля, который так некстати вдруг попёрся петь в лесу.
Им оказался…
Тот самый мерзкий Благовест! Тот самый, из-за которого я теперь не могла спокойно бродить по Черноречью.
Парень недоумённо объяснил, что толком ничего не знает. Да, где-то в пути встретил странную девочку. Она ему напела песню. Песня его зацепила. Почему-то эта простая песня ему понраивлась — и он пошёл её петь, где ходил. А в последние дни до того события ему припёрло погулять на природе, вдали от людей, к горам сходить и попеть самому. Просто самому себе. Его это вдохновляло. И он случайно шёл мимо. Да, парнишка вдруг к нему подбежал на днях, покуда в одиночестве бродил. Такой… Обычный вроде, но с горящими глазами. За руки Благовеста схватил, выпытывал, что за песню он спел? А Благовест сказал лишь, что услышал её где-то в Белом краю — и парнишки и след простыл. Будто и не было его. Будто примерещился. Даже следов за ним не осталось по земле!
Врал менестрель или не врал, неизвестно. Но он сам куда-то испарился потом. И очередные древние маги, уже на его поиски отправившиеся, так парня и не смогли найти. Будто он сам всем нам примерещился в тот день. Но Акар ощутимо-то куда-то слинял!
А эльфийские маги-воины, вернувшись по домам, разумеется, не смолчали. Ну, не могли остроухие упустить такой лакомый сюжет! Короче, только и делали месяца два, что слагали стихи и песни. О этой самой, так и не начавшейся войне, о битве, которую смогла предотвратить одна единственная песня. О любви брата и сестры, которую не смогли разорвать ни время, ни ложь их родственников, ни забвение, ни расстояние.
И как-то так… Отследить было невозможно, но со временем эти песни и легенды и по Белому краю поползли. И даже перекинулись на Синий край. Быстро. Людям понравилась легенда с такой неожиданной развязкой.
Хотя Акара с того дня никто не видал. А вот зловредного певучего Благовеста кой-где, говорили, видели. Но он как ветер: то налетит, возьмётся неведомо откуда, то опять уйдёт куда-то бродяжничать. И магам древним всё никак не попадался.
Хотя… Может… Может, и его самого мир хранил?..
Алина мне как-то сказала, когда мы с Нэлом у них в гостях были — ради невесты брата я решилась притащиться даже в Светополье — может, Благовест один из тех немногих, кто слышит мир. Может, он там неспроста появился, в том лесу. Правда, мир Алине насчёт этого злополучного и неясного менестреля ничего конкретного не говорил. Но, может быть?.. Может, всё же и он?..
