На третий день Нэл тоже не пришёл. Но явился его нынешний начальник, чтоб сказать, что рана у моего жениха не страшная, а он сейчас новым заданием поглощён. Хотя, конечно же, и Син, и Хэл просили его отдохнуть и передать дело другим, но Нэл отдавать свою работу другому из младших послов отказался. Мол, назвался груздем — полезай в короб. Прямо так и сказал.
Я, пользуясь, что рядом находится эльф, которого можно сколько-нибудь удачно расспросить, подопрашивала Сина о Забытых. Тех, кого он застал за свою жизнь. А он видел аж шестерых. Мужчина неохотно говорил на эту тему, но, впрочем, моему любопытству уступил. В его роду, оказывается, когда-то был такой. Отчасти это объясняло увлечение Сина разными искусствами и стремление служить на пользу стране — мужчина хотел «снова вернуть своему роду былое его величие». Но в целом он много разного грустного наговорил.
Первый урок — его вёл Тин и снова о битвах и переговорах — я была рассеянной. Потом, умоляюще посмотрев на учителей — сегодня их присутствовало пятеро — попросила меня отпустить.
— Совсем сосредоточиться не могу, — сказала грустно.
Они переглянулись. Посмотрели на Лина. Эльф с седыми прядями кивнул. Тогда они молча поднялись — и ушли. А я, убежав из просторной беседки, где наши занятия проиходили, в мои комнаты, торопливо достала бумагу, свитки незаполненные, чернила, перо из металла.
Грустно было идти мимо покоев Лэра. Но брат меня вёл той дорогой. Так что, скрепя сердце, ещё крепче сдавив свиток, я пошла вперёд. Надеюсь, дорогу смогла запомнить.
Я нашла отца в его домике меж рощи из клёнов и рябин. В его библиотеке, за тем же столом, где мы говорили с ним с братом. Свиток на стол положила. Робко спросила:
— А можешь… подписать новый указ?
Король внимательно посмотрел на меня, спросил невозмутимо, что это я к нему притащила.
Смущённо нос поскребла, свой.
— Так… я тут думала обо всём… недели две. И, может, так будет лучше, — и свиток ему робко протянула.
— Закон какой-то новый? — отец приподнял брови.
Кивнула смущённо.
Он внимательно посмотрел на меня — я пред ним как-то вытянулась, нервно — и невозмутимо сказал, возвращаясь к книге, которую до моего прихода читал:
— Напиши, что идея твоя и исполнитель ты. Свою подпись поставь. А я после уже поставлю мою подпись и печать.
— Э… это что же… ответственность вся будет на мне?
— Разумеется, — папаша невозмутимо страницу перевернул, — Ты придумала, тебе и отвечать.
— А ты… так и не посмотришь, о чём?!
— Нет, — Хэл усмехнулся, — Не посмотрю. Хочу, чтобы ты осознала, к каким последствиям твои поступки могут привести. А они будут. Хорошие. Нехорошие… — снова страницу перевернул, — Или и те, и другие. Вот, посмотри на меня: всего две ошибки — и сколько поломанных судеб! — внимательно взглянул на меня, — Но если ты сомневаешься, что твоя идея будет полезной, то и не начинай.
— Ну… — смущённо потопталась, — Я тогда, может… Немного перепишу?
— Там бумага, — он рукой показал на шкаф, стоящий поодаль от других, — Выбирай любую. Пиши. Выполнять будете с Сином.
Я, бледнея, испоганила пару десятков листов, пока вроде не осталась довольна сформулированным. Подписалась, что моя идея и ответственность. Подпись поставила. Хэл, не глядя на текст, расписался. Печать поставил.
Проворчала:
— Это жестоко!
— Правитель должен отвечать за свои дела, — Хэл усмехнулся, — Да это жестоко, но иначе ты не научишься ничему. Не поймёшь, как сложно заслужить уважение и признание. И как легко это потерять в один миг. А впрочем… — он помрачнел, — Последнее ты уже видела. Надеюсь, ты этого не повторишь.
— Но знаешь… — вздохнула.
Мужчина бросил быстрый взгляд на меня и снова уткнулся в книгу, словно прячась от меня, снова невозмутимый. Наверное, его подданные со своим открытым осуждением сильно достают. Но он держится. Больше не начинал пить. Несколько недель уже держится. И Кана он тогда…
Смущённо призналась:
— Но знаешь… — и снова примолкла.
Отец взгляд от книги всё-таки оторвал, внимательно взглянул на меня.
Чуть помолчав — он взгляда ещё не отводил — призналась:
— После того как ты признался при всех… обо всём… я даже тебя уважать начала. Немного.
Хэл растерялся. Сильно. Не сумел этого скрыть. Потом хрипло добавил:
— Рад, что ты и Нён на моей стороне. Хотя я и потерял почти всё, моя семья осталась со мной, — грустно улыбнулся, — Мне всё-таки в чём-то повезло.
Он был одновременно и усталым, и счастливым.
И, кстати, молодым. Хотя, разумеется, у него ещё длится Долгая молодость.
— А сколько тебе лет? — спросила вдруг.
— Ещё и сотни нет, — сразу сознался он, — Ещё и половины жизни не прожил.
— Постой… — возмущённо подскочила и ойкнула, слишком сильно на ногу, которая встретилась с ежом, наступив. Хотя вроде Нэл мне дал с собою какую-то мазь смазывать ногу.
— Что с тобой? — отец взволнованно вскочил.
— Да так, — села сердито, — На днях наступила на ежа. Но мы оба целы. Но ты… — мрачно руки скрестила на груди, — Мне говорили, что, мол, твоя Долгая молодость скоро пройдёт, скоро ты начнёшь стареть, и детей у тебя уже, вероятно, не будет, — подавшись вперёд, вгляделась в него.
Ага, да, его лицо как будто отчасти помолодело с той первой встречи. Стало меньше морщин. Не считая ту, на лбу. Она, кажется, была настоящей. Или он слишком часто хмурился в последние дни. Но он и тогда, и сейчас не имел седины. Ни волосинки седой! Тогда он выглядел лет на сорок или около того, а теперь — ближе к тридцати.
Пробурчала:
— Ты мне соврал!
— Прости, — папаша виновато улыбнулся, смущённо, — Но тогда было полезнее сказать, что я уже большую часть своей жизни прожил и к старости иду, чтобы бы вопрос о наследнике выглядел более достоверным, как и моё стремление поскорее тебя замуж отдать.
— Ты! Ты!
— Ты только сиди! — торопливо сказал Хэл, — У тебя повреждена нога.
И то ли он это нарочно сказал, чтобы меня разжалобить своей заботой, то ли искренно. Но вдруг искренно? Когда я думала, что, может, отец и в это время мог по-настоящему волноваться обо мне, мне уже так сильно злиться на него не хотелось. Но я всё же проворчала:
— Может, о семье-то тебе как раз и надо было думать в первую очередь? А не о власти!
— Может, — горькая усмехнувшись, король снова сел, — Но, как видишь, семянин из меня никудышный.
Пробурчала:
— У тебя ещё есть я. Тренируйся!
— Я постараюсь, — ответил он серьёзно, но, кажется, при всём его невозмутимом лице, сейчас на нём как-то весело заблестели его карие глаза. Эльф, меня отвлекая от мрачных дум, добавил, переходя к прежней теме, подозрительно быстро переходя, так что это можно ыло счесть намеренным отступлением или даже бегством от противника: — Сходишь к Сину. А впрочем… — голос повысил, чуть-чуть: — Син, вы ещё здесь?
