И я же просто предложила, чтобы хотя бы на один месяц в году эльфы забывали об этой дурацкой традиции. Чтоб хотя бы на месяц Забытые могли возвращаться домой и общаться со своими близкими спокойно, будто и не было ничего. А наказание пусть выполняют в другое время. В другие одиннадцать месяцев, большую часть времени, раз уж в чём-то там сильно виноваты и что-то там действительно натворили. И вне леса, как уж их и изгнали. Но всё-таки… всё-таки, это не дело забывать своих близких насовсем! Даже если они совершили какое-то тяжёлое преступление. Преступление — обрывать все связи, которые ранее существовали. И, кто знает, может, оно было ещё тяжелее деяний некоторых из Забытых?..
И Хэл уже подписал указ. И печаль поставил. Соответственно, надо было остроухим выполнять. Всем.
Эльфы от меня были в ужасе. Так на меня смотрели! Ох, как только отец их терпит?! На него же в разы больше их возмущения льётся и в разы холоднее!
Но отец держался. И я держалась, слушая все эльфийские длинные речи, которые сводились к тому, что всё это — вопиющее нарушение традиций, глупость или даже полное безумство.
Я не могла. Думать не могла спокойно об полукровках, брате и сестре, разлучённых из-за этих глупых традиций. И о Матарне, который, кажется, с ума сошёл, став проклятым и изгнанником. У меня всё внутри бурлило от мыслей об этом проклятом наказании. О дурной эльфийской привычке разрывать семьи и узы, связывающие людей. То есть… Просто узы… нельзя же так их обрывать! И, увы, не только эльфийской. Но на драконов я повлиять не могу. Впрочем, я — эльфийская принцесса, преёмница Хэла, будущая королева… если брат так и не вернётся… Я могу повлиять хотя бы на эльфийский народ! И я смогу! Я сделаю всё, что в моих силах. Я не потерплю несправедливости. И пусть они меня хоть всю жизнь мою осуждают. Пусть свергают потом, если будет угодно. Но пока я жива, я несправедливости не потерплю. А выкидывать своих близких — это несправедливо.
Нэл обнимал меня, когда мы снова встречались. Обычно по вечерам. Уже усталые. Когда только и сил хватало, что лежать рядышком. Он осторожно руку мою сжимал. Но, впрочем, со временем и я стала осторожно брать его за руку, переплетая наши пальцы. Сама уже иногда тянулась его обнять или поцеловать даже. Мне это как-то вдруг понравилось.
А все активно ждали наследника. Уже даже уши мои стали ловить шепотки и споры, мол, следующий кто в семье будет, снова мальчик или наконец-то девочка? А то, мол, мальчики были уже три поколения подряд. Почти. На мне эта невольная традиция вдруг оборвалась. Да и примесь свежей крови… Поэтому кое-то из эльфиек — женщины они везде такие женщины, любопытные — ждал следующим ребёнком в королевской семье именно девочку.
А ребёнка не будет. Ха-ха! Обломитесь!
И в первый Месяц Забытых в Эльфийский лес решились вернуться только двое. Старик уже дряхлый, мечтавший ещё хоть немного «подышать воздухом родины, пройтись по родной земле», и молодой сын какого-то изгнанника, полукровка, явившийся, просто чтоб письмо отнести сестре и матери своего отца — другим тот весточку передавать не осмелился.
Эльфы не горели желанием принимать их. Даже те, что были связаны с ними родственными узами. Послали ко мне посланника об этом сообщить. Мол, они, конечно, уважают свою принцессу, но всю эту затею «не одобряют». Категорически.
Поэтому первых вернувшихся, нежданных временных гостей, мы принимали в домике родителей Нэла — те так оттуда и не переезжали. Нэл, Ран и Кан успели достроить ещё здание, на пару комнат, вплотную к уже готовому — для гостей. Просторное, светлое, благоухающее сосной. Нён, Тэл и я уютно новый дом обставили.
На встречу пришедших и мой отец пришёл. И королева. Мы с Нэлом и Каном. Невеста Кана. Ран и Тэл. Нас немного было. Но изгнанники плакали от счастья. Что их как-то приняли. Хоть кто-то. И в общем-то дружно мы жили. Две недели.
Старый эльф вдруг скончался. Тихо так ушёл. Во сне. Мы с тем, вторым временным гостем, замучились искать его друзей среди людей. Так и не нашли. И прощальный обряд провели у него на родине, сами. Правда, я запомнила его лицо. Он ушёл во сне, но лицо его было каким-то довольным и умиротворённым. Старик, похоже, был счастлив хотя бы немного вернуться на родину. Так там и остался. Пеплом в земле.
Я сама выбирала цветы, которые будут годами цвести над ним. Я не держала на него зла, я не чувствовала к нему ненависти. Но грусть сжимала мою душу, невыносимо. И, между слёз, когда ко мне возвращалась способность снова видеть мир чётко, я выбирала для изгнанника самые красивые цветы.
И эльфы, до того не желавшие знать его, всё-таки пришли на прощальный обряд. Всё-таки пришли его родные и друзья бывшие, невеста с молодости, хотя и с большим опозданием. Не возражали, чтобы его останки покоились тут, спали в родной земле. Кто-то из женщин принёс цветы и двое его детей тоже.
Первый Забытый, вернувшийся в Эльфийский лес, так из него и не ушёл…
Второй ушёл на следующий день, не выдержав. К счастью, просто ушёл за границу этой страны. Рано утром собрал свою дорожную сумку — и незаметно покинул дом. Будто его и не было. Правда оставил письмо, что благодарит меня и прочих, встретивших его, за всё. Низко, мол, кланяется нам до земли. Да оставил флейту, мне в подарок. Которую он сам смастерил. Красивую. В ней эльфийское изящество интересно сочеталось с геометрическими узорами, так любимыми меж людей Синего края.
На второй день к нам прибежали двое из его родни, девушка и девушка. Но его уже не было. Не нашли. И вне леса не нашли, хотя вроде искали. Немного. Я одолжила его флейту им на пару месяцев, поиграть. Тайком от других родственников, так и не приславших весточки ни ему в ответ, ни его отцу. Или уже открыто, если те сожалеют. Девушка ушла, обнимая девочку, сестру свою младшую, за плечи. А та прижимала к себе флейту. Последний осколок от ветки, отколовшейся от древа рода.
Нэл ушёл опять на свою работу. Хотя и обещал вернуться живым и здоровым, но я ему не слишком-то и верила: работа у него опасная, что прошлая, что эта. Сидела у себя, тоскуя. Да вспоминая, как всё грустно с этим новым законом моим обернулось. Первым моим законом.
Вот ведь, тот молодой полуэльф ушёл, так и не поговорив ни с кем из родни. А старик вроде счастливый Грань перешёл. Вот только… так и не нашли никого из его близких вне Эльфийского леса. А его давно изгнали. Настолько давно, что даже Син не знал его. И, выходит, этот несчастный эльф так и прожил десятилетия, а то и пару-тройку веков на чужбине, так и не с кем не сблизившись, выгнанный из своей земли, забытый у близких, точнее, тех, кого прежде такими считал.
— Тоскуешь? — спросили вдруг у окна.
Взгляд подняла растерянный. У самого подоконника король остроухих стоял, сжимая под мышкой большую тонкую книгу. За взглядом моим проследив, мужчина улыбнулся:
— Не волнуйся, она моя. Тебя не буду просить её читать.
— Спасибо, — пробурчала и отвернулась.
Чуть помолчав, отец спросил, впрочем, сам порога моей комнаты не переступая:
