По входной двери постучали.
Тин убрал руку с моих — и я выпустила другую его руку — взял новую булочку. Спокойно произнёс:
— Вы можете войти.
Коля принюхался и шустро рванулся прятаться на кухне.
Вошёл мой папаша. Один. Чем-то недовольный.
— Приветствую вас, Хэл! — Тин склонил голову, — Если хотите, можете попробовать моей скромной стряпни, — приветливо предложил ему хозяин.
— Не откажусь, — кивнул король остроухих, пристроился на третьем свободном кресле.
А как-то… не шибко много вежливости от Тина к моему папаше. То ли они приятели, то ли Тин тут очень важную должность занимает.
— Хотите мятного отвара? — предложил хозяин, улыбаясь, — Свежезаваренный. Трава сорвана пару часов назад.
— Нет, — проворчал Хэл, — Мне ни к чему успокаиваться.
Отец задумчиво прожевал две булочки. Мы с котом напряжённо следили за ним, я — со своего места, а Коля — из-за приоткрытой двери.
— Вас не зря зовут Королём выпечки, — усмехнулся вдруг Хэл, протягивая руку за третьей булочкой.
— Нет, что вы, — усмехнулся Тин, — Звание это плавает, будто облака по небу, под напором ветра упрямства моих соперников. Борьба у нас с ними каждый раз разгорается нешуточная.
— И всё же звание мастера в этой части кулинарии вы заслужили, — усмехнулся король, потом сразу же нахмурился, — Правда, я порою опасаюсь за фигуру вашей будущей жены.
Хэл строго посмотрел на повара, тот виновато потупился. Правда, в следующий миг они опять взглянули друг на друга и рассмеялись.
Отец съел и четвёртую булочку, выпил половину своего бокала — сам туда налил напиток из Жёлтого края. Посерьёзнел. Местный король кухни протянул ему мокрое полотенце. Король остроухих задумчиво протёр руки. Мрачно взглянул на меня.
— Дочка, почему ты не сказала мне, что Син нападал на тебя?
— Так он же… не серьёзно.
От взгляда папаши мне вдруг захотелось прошмыгнуть на кухню и спрятаться там вместе с усатым Колей.
— Он поднял руку на принцессу.
— Но что… Я и сама за себе постоять не могу?
— Ты — принцесса нашего народа и… — он тяжело выдохнул, — И, возможно, наша наследница. Никто не имеет права поднять на тебя руку.
— И даже… ты?
Король эльфов усмехнулся так, что мне вдруг захотелось не то, что на кухню от него сбежать, но и в землю зарыться.
— Могу, — холодно произнёс отец, — Но только в очень серьёзных случаях.
Поднялся.
— А теперь следуйте за мной.
Коля было робко выступил с кухни в кабинет, но, правда, только наполовину.
— Вдвоём, — сурово сказал Хэл, устремив на кота ледяной взгляд.
Зверь торопливо пролез обратно в своё убежище, куда-то там шмыгнул. Что-то прогрохотало, металлическое, по твёрдому. И тут же что-то со звоном разбилось.
— Коля?.. — встревожено спросил Тин.
С кухни донеслось тихое и робкое «мья».
— Живой он, — спокойно произнёся Хэл, даже не пытаясь заглянуть на кухню. — Иначе бы Лес заплакал. Идёмте, — приказал король, оправляя пояс — и быстро вышел.
Тин быстро покосился на закрывающуюся входную дверь и метнулся на кухню.
— Живой же? — насмешливо уточнил мой папаша из-за двери.
— Простите, мой король, но он мне очень дорог, — грустно отозвался эльф из кухни, — вышел, неся на руках своё мохнатое сокровище и тарелку со сметаной. Тарелку подложил у стены, кота там же. Легонько потрепал усатого по голове и пошёл к выходу. У порога обернулся, вскинул брови, смотря на меня.
Ах, да, я там тоже зачем-то нужна.
Едва спустилась с невысокой лестницы, ступила на извилистую тропку перед зданием, между королём и Тином, как отец поднял правую руку вверх, чуть покачивая пальцами. Потом почему-то поклонился, смотря куда-то на Лес перед собой, хотя ни рядом, ни вдалеке, никого не было.
Лес вокруг нас заволокло дымкой. Вдруг всё потемнело.
Я нервно дёрнулась. И ощутила, как оба моих плеча сжали чьи-то руки, примиряющее. Одна была теплее, другая — холодней, да и сжалась сильно, в то время как пальцы другой едва касались.
Где-то вдалеке забрезжил свет, мигнул…
Всё вокруг утонуло в свете.
Дёрнулась. Чьи-то пальцы сжались сильнее.
И вдруг… вдруг темноты не стало.
Мы очутились на просторном каменном берегу, близ широкой неторопливой реки. С той стороны, за каменистой долиной и редкими всполохами хвойный деревьев, ярко выделявшимися сочными иголками на светлых камнях, шли высокие горы. Огромные. На верхушках некоторых лежал снег.
Тин куснул губы и устремил взгляд на берег, поодаль от нас.
Там стояли два ряда воинов. И, у самой воды, застыли два эльфа. Один в простой одежде, бледно-голубой, без вышивки, разве что подпоясанный поясом из серебряных пряжек, скреплённых чёрными шнурами. Его длинные чёрные волосы развевал ветер. Другой в военной одежде. Оба задумчиво смотрели вдаль, туда, где на светлом небе выделялась линия горных вершин, кривая и тёмная, лишь изредка осветлённая снегом.
Пальцы на моих плечах разжались. Я огляделась и поняла, что меня при перемещении держали и Тин, и отец. Причём, к моему удивлению, хватка помягче была именно у Хэла.
Почему-то воины остроухих, когда попадались мне на глаза, были одеты в длинные рубашки с разрезами от пояса до бедра. Из плотной ткани тёмно-коричневого, синего цвета или сероватой. Ткань в некоторых местах вышивали большими или маленькими металлическими бляхами. Иногда только по плечам и запястьям, иногда — и на груди, и на спине, реже — на штанах, над коленями и под коленями и, крайне редко — по всей длине штанин, спереди и сзади. Впрочем, ткань, вроде плотная и грубая, как-то загадочно поблёскивала, когда на неё падали солнечные лучи. Так что, быть может, из-за какой-то пропитки она и имела особую прочность. Одежда сегодняшних воинов — тёмно-коричневая или тускло-синяя. И, хм… точно! Коричневые рубахи украшены или укреплены тёмным, почти чёрным металлом, а тускло-синие — сероватым. Может, это знак определённого статуса среди войска и стражи? Форма? Но что меня сбивало и прежде, и сейчас — это то, что узор на этих металлических бляхах был совершенно разным. Переплетения стеблей, кое-где гор и, у двоих, змей. У кого-то сандалии, у кого-то сапоги. И, опять-таки — сандалии и сапоги встречались и у воинов в коричневой форме и у воинов в синей
Король остроухих подождал некоторое время, давая тем двоим полюбоваться пейзажем — воины же не сводили глаз с них — потом громко произнёс:
— Син из рода Туманного серебра из семьи Полуночной мелодии! — и, едва он заговорил, как воины и стоящие у воды повернулись к нам.
