– Хорошо, ведь теперь моя очередь задавать вопрос.
– Так не тяните, – посоветовала я.
Теперь мне казалось, что выделенного на разговор с Токаревым времени даже слишком много. Слишком долго придется выносить этот жуткий цепкий взгляд.
– Ты его слабое место, не так ли?
– Странный вопрос. Думаю, у любого мужчины дети являются слабым местом, не надо быть гением, чтобы это понять. Вы потратили вопрос зря, так что вернемся…
– Ты меня не поняла, – перебил Токарев. – Кто тебя вообще умной считает? Меня не интересует твой папаша. Твой дружок-уголовник мне тоже побоку. Меня интересует тот, кто клялся, что с тобой не возникнет проблем. Клялся, что ты исчезнешь.
Ах, вот оно что.
– Клялся? – оскалилась я. – Похоже, вы нарвались на убежденного атеиста, а их клятвам, как известно, веры никакой. И, как говорит моя бабуля, век ей не болеть: атеизм приравнивается к сволочизму, ибо сволочи, как правило, умные и понимают, что гореть им в аду придется долго.
Моя тирада Александра Ильича не впечатлила:
– Мне нужен ответ, такая у нас сделка.
– Хорошо. Нет.
– Неправильно, дочь Симбирина, неправильно.
Я разозлилась:
– Тогда какого черта вы спрашивали вообще, раз сами в состоянии ответить? Да и вам какая разница? Сидеть вам на нарах еще долго, мирские заботы оставьте в прошлом, Александр Ильич.
– Это уже как получится. Никогда не стоит загадывать наперед. А с Андрюшкой твоим я рассчитаюсь, не сомневайся. Надо же – променял меня на бабу! Посмеялся бы, да не смешно. – Токарев резко подался вперед, заглянул мне в глаза: – Я знаю этого пацана уже десять лет. Это ко мне он пришел, когда погибли его родители. Ты же не догадывалась, верно? Это здесь Андрей жил первые два года, прежде, чем уехать. Здесь он прятался, как трусливый заяц в норе. Я буквально спас ему жизнь. А теперь нахожусь в этом месте, – Токарев дернул наручниками, – а ты – жива и невредима. Забавно, правда?
Если бы я могла упасть со стула – непременно упала бы, хорошо, что он устойчивый. Токарев с любопытством наблюдал за моей реакцией, и я с уверенностью могла сказать: это не все, что он мне приготовил. Его не интересовали ответы на вопросы, он хотел разговора. Хотел наблюдать.
Актерская школа помогла, я сохранила равнодушный вид.
И улыбнулась:
– Не делай добра и не получишь зла.
И Токарев засмеялся, вполне искренне:
– Точно, лапочка, точно.
– Где я могу найти Ольгу Верховцеву?
– Это твой второй вопрос? А я думал, ты спросишь что-нибудь более интересное, ведь я подкинул тебе пищу для размышлений… ну, раз так: рыжая тварь глубоко в лесу, где ей самое место. Достала она меня, честное слово. Назойливая, точно муха. Такой ответ тебя устроит?
– Она… мертва?
– И опять: слышал, что ты умная, а так сразу и не скажешь. Но сейчас моя очередь задавать вопрос… но знаешь, что? К черту вопросы, лучше дам тебе совет. Хочешь его услышать? – он опять наклонился к столу, ближе ко мне. Я сидела, точно статуя, и не двигалась, хотя мечтала отодвинуться. А еще лучше – взять стул, на котором сидела и как следует двинуть психу по лицу.
– У меня есть выбор?
– Нет. Тебе стоит покопаться в одной давней истории. Узнаешь много интересного. Может, сейчас ты благодарна сучонку за спасение, но я уверен, скоро тебе захочется его закопать. Честно говоря, я очень удивлен, что ты не сделала этого раньше. Давай же, дочь Симбирина – фас. А я порадуюсь из камеры.
– В какой истории? – моментально похолодев, спросила я.
За моей спиной лязгнула дверь. Время вышло.
Токарев рассмеялся:
– Тебе пора. Теперь не все так радужно в твоем мире, не так ли?
На ватных ногах я покинула кабинет. Не помню, как прощалась с Виктором Борисовичем и как оказалась на улице. В себя пришла только в машине.
«Он просто хотел отомстить, он все врет» – твердила я себе, но неприятный холодок не желал отступать. Прав Токарев, как бы странно это ни прозвучало, в старой истории стоило покопаться, но я не стала… потому что знала, что ответы мне не понравятся? И боялась всего, что придется сделать.
Трясущейся рукой я набрала номер Вишневского: абонент недоступен, ничего нового. Что ж, не зря я не люблю праздники. Что называется, получила первый предновогодний подарок.
Дел в чужом городе у меня не осталось.
Сразу после беседы с Токаревым я забрала Ромку из отеля и мы помчались домой. Когда доехали, уже стемнело. Дорогу замело снегом, снегопады все не прекращались. Мы ползли со скоростью улитки.
Родной город встретил нас многочисленными огнями, елками и прочей праздничной ерундой. Казалось, на улицах столько людей, сколько в городе и не живет. Все куда-то торопились, что-то делали… а ведь до Нового Года еще целая неделя! Откуда такая деятельность?
Может, мне тоже посуетиться и что-то поделать? Может, отвлекусь от мрачных мыслей и настроение перестанет быть таким паршивым. Только, сначала надо спросить, чем именно заняты все эти спешащие куда-то люди. А что? Вот прямо сейчас, остановлю кого-нибудь и спрошу.
От Ромки моя маета не укрылась:
– С тобой все в порядке? – поинтересовался друг. – Ты подозрительно молчаливая.
– У меня с сердцем что-то не в порядке.
– Оно бьется? – ахнул Ромка. – Не бойся, у нормальных людей такое бывает.
Его попытку поднять настроение я оценила, засмеялась и предложила:
– Знаешь что, Ромочка? Нет такой проблемы, которая не решалась бы с помощью выпивки, так что давай завалимся в бар. Я угощаю.
– Сеня, ты же знаешь, что я тебя люблю?
– Знаю, Ромочка. Я тоже тебя люблю! – в доказательство я поцеловала друга в губы. – А теперь – в бар!
Долго уговаривать Ромашку не пришлось.
В баре мы просидели до самого утра. Я устроила пьяный дебош, разбила несколько стаканов (один из них о голову типа, что напомнил мне Вишневского) и вроде даже поплакала, что со мной бывает очень редко. Но на душе от этого не полегчало: чего я добилась в итоге? Ничего, что в общем-то приравнивается к норме. И это неожиданно расстраивало.
Глава 20
Золотой мне к лицу.
Это я знала давно, но лишний раз убедилась, смотря на себя в зеркало. Чудо как хороша! Блестящее платье в пол переливалось и облегало как вторая кожа. В обычное время я бы такое не надела, но в новогоднюю ночь можно. У нас семейный ужин сегодня, традиция такая.
От самолюбования меня отвлек звонок в дверь. Ромка поднялся бы на лифте, ему звонить незачем, так кто пожаловал? Я распахнула дверь и первое, что увидела – знакомую кривую ухмылку. Появился наконец!
