— Это Клим, — сообщил Плешивый, и по его интонации мне почудилось, что Ковалева он побаивается. А я украдкой пыталась разглядеть спасенного, боясь выдать свой интерес. Пройди он на улице мимо меня, я бы его точно не узнала: прошло две недели и передо мной сейчас сидел не беззащитный парень, весь в крови, как мне виделось тогда. Передо мной сидел уверенный в себе мужчина, который демонстрировал явную скуку и незаинтересованность в происходящем, разглядывая ворона с куда большим интересом, чем слушая Янку, которая сообщала наши имена. Далась ему эта ворона… Почему он еще не встал и не ушел, было для меня загадкой. В данный момент я могла видеть лишь его профиль: прямой нос, волевой подбородок. Волосы темно-русые, стрижены коротко, но было видно, что они слегка завиваются. Если конечно он не любитель мотаться по салонам и делать укладки, у мужчин сейчас это в моде, но я сильно сомневалась, что Ковалев принадлежит к таким мужчинам. Со своего места я не могла разглядеть место ранения, но уверена, под волосами был шрам. Ну и конечно, отдельного описания заслуживали его глаза: сейчас я не могла их видеть, зато видела загнутые темные ресницы и густые брови. Ни у кого не видела таких бровей, честное слово: темные и очень правильной формы, такая редко у кого встречается от природы.
Я не знаю, почувствовал ли он мой взгляд, или просто ему надоело разглядывать несчастную птицу, но он наконец-то повернулся лицом к сидящим за столом. То есть, прямо ко мне, раз я сидела как раз напротив. Мне казалось, что я героиня замедленной съемки: вот он слегка закатывает глаза и недовольно поджимает губы, лениво поворачивает голову и взгляд его упирается в меня. Кажется, он усмехается. Теперь я могу видеть цвет его глаз: черные, невероятного цвета, как будто один только зрачок, никакой радужной оболочки нет вовсе. Теперь я понимаю, почему его все так боятся, это глаза человека без души.
Замедленная съемка прекратилась, я нервно заерзала на своем стуле и уткнулась глазами в тарелку. Против воли взгляд поднимался наверх: Ковалев все так же сидел, развалясь на стуле, вот только скуку с него как ветром сдуло: теперь он насмешливо улыбался и откровенно на меня пялился, изогнув одну бровь. А его черные глаза… Черт! Я едва не вскочила со своего стула и не выругалась вслух, гигантским усилием воли заставив себя сидеть на месте.
«Тебе показалось, тебе все показалось» — твердила себе. Нервы стали ни к черту, неудивительно, что я сейчас напоминаю девицу, которая недавно слезла с сильнодействующих успокоительных препаратов.
Немного поморгала, стараясь делать это незаметно и еще раз подняла глаза. А вот ни черта не показалось. Не бывает же двух людей с такими черными глазами, такого просто не может быть… Но даже если и бывает, каков шанс встретить сразу двух? Ничтожно мал, но мне вот удалось… Как я могла быть такой дурой? И во что это выльется лично для меня?! Ладони противно вспотели, я начала ерзать с утроенной силой.
Постаралась сосредоточиться за разговором, что вели остальные мужчины и Янка. Судя по всему, подруга произвела фурор. Она что-то рассказывала, глупо хихикая и театрально хлопая своими длинными ресницами. Плешивый, подставив пухлую ручку с пальцами-колбасками под подбородок, тщательно внимал не особо интересному Янкиному рассказу с таким видом, как будто она как минимум делилась действенным способом стать счастливым за три дня. Саня с Лехой весело поддерживали беседу, рассказ Янки им тоже был по душе. Возможно, я наговариваю на нее и она рассказывает нечто в высшей степени остроумное, но понять, что именно, я никак не могла. Слова отказывались складываться в предложения, как будто подруга говорила на другом языке. Казалось, никто и не заметил моего напряжения, как и молчания Ковалева. Хотя может второе - это для него вполне нормально. Никто, кроме него, разумеется, он все так же ухмылялся. Ему явно стало нравится происходящее, и чем больше это нравилось ему, тем меньше это нравилось мне.
— У меня что, ворона на голове сидит? — с удивлением услышала я собственный голос. Это было зря. Янка примолкла, все с любопытством уставились на меня. Хотя нет, не с любопытством, а с тем самым выражением, с которым смотрят на человека, сморозившего полную ерунду.
Но Ковалев меня понял. Но промолчал, скривив губы в ухмылке, и если черные глаза могли стать еще чернее, то они несомненно стали.
— В конце концов, так смотреть неприлично, — продолжила я, проигнорировав Янкин пинок под столом. Весьма болезненный, кстати. Но сейчас даже пни меня Николай Валуев, я вряд ли бы обратила внимание, меня и так будто поезд трижды переехал.
— С чего бы мне на тебя смотреть? — наконец-то услышала я его хрипловатый голос, он вопросительно поднял брови вверх.
— Это у вас надо спросить.
— Кажется, ты выдаешь желаемое за действительное, — нагло ухмыльнувшись, заявил он.
Компаньоны Ковалева (или кем они ему там приходятся?) замолкли и теперь смотрели на меня с некоторым сочувствием. Если сначала мне показалось, что они его побаиваются, то теперь я видела, что откровенно боятся.
— Потрудитесь обращаться ко мне на Вы, раз мы с вами едва знакомы, — меня несло и я не могла остановиться. Со мной такое часто бывало, но сейчас явно не тот случай, когда я могла себе позволить подобное, если конечно не нуждаюсь в очередном недоброжелателе. Что-то подсказывало, что маньяк – это детский лепет по сравнению с этим типом, нажить такого врага как Ковалев прохождению семи кругов ада подобно. И если некто желает мне смерти за спасение Ковалева, то теперь я вполне могла его понять, как бы ужасно это не звучало. Могла бы понять, не будь он извращенцем, пытающим девушек, разумеется.
— Может, кто-то хочет сказать тост на мой юбилей? — Янкин веселый тон не мог скрыть ее испуга. Она косилась на меня и старалась спасти положение. Мужчины недружно ее поздравили, болтая стандартную чепуху и беспокойно косясь на Ковалева. Проверяли, не вывела ли я его из себя окончательно? Они что, на самом деле боялись, что он придушит меня прямо здесь, за столом? И их вместе со мной? Кстати, не такая уж фантастическая версия, я бы запросто поверила, что он был на такое способен.
«Надо сматываться» — твердо решила я. Чтобы это все не выглядело как позорный побег, я заставила себя отсидеть еще десять минут, а потом попробовать незаметно выкурить Янку из ресторана. Хотя я себя обманываю, это в любом случае будет выглядеть как побег, но мне было плевать, главное сейчас – выбраться отсюда. Я сама пока не понимала, какую кашу заварила, но то, что заварила – безо всяких сомнений.
— Как зовут наших прекрасных дам, я не расслышал? — опять подал голос Ковалев.
— Это Янина, — сально заулыбался Плешивый и ухватил Янкину ладонь, — А это ее подруга, Кира.
— Янина… — протянул Ковалев, с насмешкой смотря почему-то опять на меня, я могла поклясться: в глазах его плясали самые настоящие черти, — Красивое имя.
На Янку он даже не взглянул.
— Степан тоже неплохое, — ядовито улыбнулась я. Зачем, спрашивается, опять рот открыла?!
— Ваша подруга кажется немного эксцентричной особой, да?
