Однако же разговор пошел совершенно не в ту сторону. Я слышала, как она что-то вполголоса втолковывает ему, отнюдь не на повышенных тонах и без малейшего намека на гнев в голосе, стараясь говорить тихо. Но совсем тихо у нее не получалось.
«Я знаю, знаю… – разобрала я. – И я тоже хочу жить с тобой. Ты же понимаешь. Я тоже этого не планировала».
На следующий вечер Марни приготовила мне ужин. Она объяснила, что в тот вечер, когда погиб мой муж, она помогала своему новому бойфренду паковать вещи для переезда. А на следующее утро они намеревались заняться ее квартирой. Она признавала, что они знакомы совсем не так долго, но она же видела, как счастливы были мы с Джонатаном, а ведь наши отношения тоже развивались стремительно, так ведь? Они с Чарльзом внесли залог за квартиру в другой части города. Да, они вместе всего несколько месяцев, но, когда встречаешь своего человека, сразу понимаешь, что это он, сказала она. К тому же все случилось спонтанно: они увидели квартиру с улицы, когда проходили мимо, и там как раз находился агент, он только что закончил показывать ее другой паре, так что они просто заглянули внутрь и даже не думали, что их предложение примут, ведь сумма, которую они озвучили, была маленькой, слишком маленькой, но его приняли – и после этого все закрутилось с бешеной скоростью. Она как раз собиралась позвонить мне и сообщить эту новость. Она хотела пригласить нас на ужин, чтобы мы стали самыми первыми их гостями в новой квартире. Она была миленькая. Ну или обещала в конечном счете такой стать. Она мне понравится, пообещала Марни.
Да, ей пришлось попридержать эти новости, – разумеется, она просто не могла поступить по-другому из-за всего того, что произошло. Но для нас обеих настало время двигаться дальше. Ей очень нелегко, сказала она, одновременно платить арендную плату за эту квартиру и свою долю ипотечной ссуды за новую, и вообще, ей давно пора подумать о том, чтобы перебраться туда; там нужно столько всего сделать, а ничего не делается. Быть может, я захочу снимать эту квартиру вместо нее? Но если нет – никаких обид, она поможет мне подыскать что-нибудь другое.
Наверное, я давно знала, что когда-нибудь она влюбится и захочет уехать из этой квартиры. И тем не менее решение Марни стало для меня шоком. Я не верила, что это произойдет так скоро. И уж точно не таким образом.
В тот же день я покинула Воксхолл и поселилась у Эммы. Но ее странный мирок был слишком уж странным для меня: пустой холодильник, причудливые правила. И я сняла себе отдельную квартиру. Впервые в жизни я стала жить одна. Дом был построен лет десять назад, и каждая квартира представляла собой идеальный квадрат: спальня, санузел и кухня-гостиная, пригнанные друг к другу, как фигурки в тетрисе. Предыдущему жильцу разрешили покрасить стены: в спальне они были синими, в санузле – оранжевыми, а за диваном – желтыми. Квартира располагалась в хорошем месте, стоила приемлемых денег и была вполне подходящей. Но я ненавидела там находиться. Я хотела быть с Марни. Поэтому я постоянно кляла Чарльза. Я винила его во всем: в моем одиночестве, в моей печали, в моем горе – отчасти потому, что позволяла себе это, а отчасти потому, что, откровенно говоря, считала тогда и считаю сейчас, что он в самом деле виноват в чудовищном злодеянии.
Если бы можно было предугадать, что очень скоро моя жизнь потечет привычным чередом, только уже без него, ненавидела бы я его так сильно? Или нашла бы утешение в знании, что чаши весов в итоге придут в равновесие?
Наверное, мне даже было за что его поблагодарить. Пожалуй, справедливо будет сказать, что он заставил меня вновь встать на ноги. Я к тому моменту не работала уже почти два месяца, и его себялюбие вынудило меня найти в себе силы, которые, как мне думалось, я утратила. За многие годы – да что там, за всю свою жизнь – я не провела ни одной ночи в одиночестве, а он отнял у меня компаньонку и вынудил уйти. Мои сторонники, мои вдохновители, мои советчики остались в прошлом. Не было никого, кто позаботился бы обо мне, никого, чья любовь была бы всеобъемлющей и безоглядной, никого, кто считал бы меня центром вселенной. Ничего этого не могло быть в моей жизни без Джонатана. И уж точно – без Марни.
Глава двадцать третья
Вскоре я узнала имя загадочной женщины, присутствовавшей на похоронах. Валери Сэндз – тридцать два года, разведенная, журналистка. Вот уже десять лет она писала для местной газеты, в свободное время вела свой сайт, который местами откровенно отливал желтым, и была исполнена решимости раскопать какую-нибудь реальную историю, что-то по-настоящему впечатляющее, что-то серьезное – то, что могло бы изменить ее репутацию.
ЛЮБОВНИЦЫ-ЛЕСБИЯНКИ РАСПРАВИЛИСЬ СО СВОИМИ МУЖЬЯМИ
Таков был придуманный ею заголовок. Он был набран большими буквами, темно-красным шрифтом, который на белом фоне ее блога выглядел как капли крови. Мы не догадывались ни о том, что публикация должна появиться в Интернете, ни о том, что кто-то вообще ведет расследование, пока не вышла статья в газете. Это обнаружилось недели через две после похорон, когда уже казалось, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, Марни вновь вернется к нормальной жизни. Ее начинало понемногу отпускать, осознание масштаба потери ширилось, но концентрация горя уменьшалась, как разбавленный сироп, мы даже пару раз смеялись над чем-то вместе. Я кидалась в крайности, переходя от абсолютного спокойствия (ведь доказать мою причастность к смерти Чарльза было невозможно) к удушающей панике (а вдруг все-таки докажут?). Тем не менее похороны остались позади, и, по мере того как дни складывались в недели, я начала ощущать себя более уравновешенной и панические атаки испытывала нечасто.
Ни у кого не возникло особых вопросов, вернее, поначалу кое-какие вопросы мне все же задавали, но все они были несущественными, и самая очевидная версия случившегося вполне устроила всех в качестве правды. У Чарльза был приступ мигрени, ему зачем-то понадобилось спуститься с лестницы, у него закружилась голова, он оступился и упал, сломав себе шею; смерть его была практически мгновенной. И у Чарльза действительно в то утро была мигрень: Марни подтвердила это в присутствии парамедиков. А приступы головной боли у него нередко сопровождались дезориентацией, помутнением в глазах и головокружением.
Вопросы, которыми сыпали все: его друзья и близкие, знакомые и те, кто вообще нас не знал, но был потрясен, – были скорее риторическими, нежели фактическими. Как мог молодой мужчина свернуть себе шею, просто упав с лестницы? Что он чувствовал, когда падал? Каковы были шансы на выживание? Почему ему так не повезло, ведь миллионы людей оступаются и падают с лестниц и при этом остаются в живых?
Но я отдавала себе отчет и в том, что фактических вопросов не избежать. Однако, к счастью, предварительные результаты вскрытия поддержали все теории. В тот день Чарльз практически ничего не ел: в желудке у него обнаружилось лишь небольшое количество кофе и таблетки – в дозировке, несколько превышающей рекомендованную, – от вестибулярной мигрени. В процессе падения он получил тяжелые травмы – перелом лодыжки и вывих плеча, но непосредственной причиной смерти послужил перелом второго шейного позвонка. Также у него были множественные ушибы мягких тканей и, как оказалось, трещина в скуле, полученная, видимо, от удара о ступеньку во время падения. Однако ничего подозрительного вскрытие не показало, так что тело зашили и передали гробовщикам, а в официальном заключении написали, что это был всего лишь крайне неудачный несчастный случай.
