– Как их убили? – после минутной нерешительности спросил врач.
– Забили молотком во сне.
Несколько секунд Пала молча курил.
– Знаю, глупо спрашивать, но… смерть была мучительной?
– Если они и успели проснуться, то, по всей вероятности, сразу потеряли сознание.
– Раз они находились в своей спальне, то, очевидно, не вторгались в личное пространство Томми…
– Точно.
– В таком случае я не верю, что он убийца. Он аутист, и приступы ярости не возникают у него без триггеров. Разумеется, есть вероятность, что Томми расценил какой-то их поступок как угрозу, но я ее исключаю: мать умела с ним обращаться. Значит, убийца – кто-то другой.
Коломба подумала, что Лупо, зациклившемуся на своей версии, нелегко было бы смириться с подобным выводом, но в глубине души тоже предпочитала отбросить подозрения, что парнишка виновен.
– Нет ли у вас соображений, кто мог это сделать? – спросила она.
– Для начала объясните, чем вызван ваш личный интерес.
– Сегодня утром Томми прибежал ко мне домой. Он был испачкан в крови своих родителей.
Пала казался озадаченным:
– Вы живете в Монтенигро?
– Нет, в Медзанотте, в Валфорнаи.
– Томми никогда не выходит на улицу один. У его матери частенько не получалось отвезти его сюда, и тогда мне приходилось ехать к ним. Он чрезвычайно боится открытых пространств. Чтобы проделать такой путь, он должен был до смерти перепугаться.
– Так и было.
– Я должен на него взглянуть… Как думаете, мне позволят с ним встретиться?
– Это зависит от магистрата и эксперта, назначенного судом. Они должны установить, что он невменяем.
– Томми вполне вменяем. Ему просто нужно помогать. – Психиатр выпустил облако дыма. – Мне не следовало бы обсуждать с вами своего пациента.
– Я, конечно, не могу заставить вас со мной откровенничать, доктор. Но предупреждаю, что скоро вместо меня явится некий фельдфебель, которому не терпится закрыть дело.
– Похоже, вы не слишком верите в своих коллег.
– Бывших коллег. Если вы хотите защитить Томми, не отвечайте на их вопросы и проконсультируйтесь с адвокатом. Пройдет некоторое время, прежде чем они вынесут постановление, и, возможно, всплывут новые факты.
– Например?
Коломба покачала головой:
– Не знаю. Помогите мне.
Пала потушил сигариллу о карниз и снова сел в кресло.
– Вопросы будем задавать по очереди.
Коломба решила, что не расслышала:
– Простите?
– Я вас не знаю и не уверен, стоит ли вам доверять. Вы и представители сил правопорядка можете доставить неприятности мне или Томми. Значит, вопросы будем задавать друг другу по очереди, по одному зараз. Либо так, либо никак. Можете хоть наставить на меня пистолет, который носите за поясом.
Коломба заметила, что из-под задравшейся полы ее свитера торчит рукоять пистолета. Она оправила свитер.
– У меня есть разрешение на ношение оружия.
– Очень на это надеюсь. Начнем с вас. Что вы желаете узнать?
– Как долго вы наблюдаете Томми?
– Семь месяцев.
– А что было до этого?
Пала улыбнулся:
– Моя очередь. Вы полагаете, что Томми невиновен, только потому, что видели, как он напуган, или у вас есть на то другие причины?
– Я ничего не полагаю. Теперь моя очередь.
– Стоп. Не уходите от ответа.
Коломба недружелюбно посмотрела на него:
– Вы переписываете правила как вздумается… Скажем так: я сомневаюсь в его виновности. И хочу развеять свои сомнения. Ответьте на мой предыдущий вопрос.
– Меласы не местные. Восемь месяцев назад они переехали сюда из Греции. Раньше мать не могла позволить себе оплачивать услуги специалиста, поэтому мальчик наблюдался в греческой государственной больнице. Моя очередь. Что вам мешает попросту забыть об этой истории? Чувство долга?
– Чувство вины. Его мне вполне достаточно, – сказала Коломба и помолчала. Не в ее характере было откровенничать с незнакомцами. – Учитывая состояние Томми, имеются ли у вас основания полагать, что он подвергался насилию?
– Вы имеете в виду сексуальное насилие? – Пала выглядел встревоженным. – Думаете, кто-то его насиловал?
– Вы не ответили.
– Потому что это щекотливый вопрос, – после минутного размышления сказал Пала. – У аутистов, подвергнувшихся насилию, часто наблюдается повышенная склонность к аутоагрессии. Например, они могут компульсивно грызть ногти или биться головой о стену. Но если насилие произошло до моего знакомства с Томми, то поведенческих изменений я бы не заметил. Кстати, о насилии и травмах: кто помогает вам преодолеть вашу?
– Никто. У меня нет никаких травм, – поспешно сказала Коломба. – У Томми были телесные повреждения или шрамы?
– Я никогда не видел его без свитера, но на руках у него ничего нет. Моя очередь. Вы отрицаете, что перенесли травму, и тем не менее явно демонстрируете ее миру.
– Это вопрос?
– Нет, вопрос в следующем. Сколько дней вы уже носите эту толстовку с Чарли Брауном?
[6]
– Какая, на хрен, разница?
– Вы отказываетесь отвечать?
– Не помню. Клянусь.
Пала надел очки и внимательно посмотрел на нее:
– Судя по цвету ворота, я бы предположил, что неделю. Вы себя запустили, мало спите, редко моетесь. Сомневаюсь, что вы вели похожий образ жизни до венецианского теракта.
Коломба положила локти на стол Палы. В ее глазах закружились зеленые вихри.
– Слушайте. Ночью у меня в доме закончился газ, к тому же обычно я почти не бываю на людях. Так что да, я немного неряшлива. Но я пытаюсь помочь Томми. Если вам нет до него дела, идите на хрен.
Пала откинулся в кресле:
– Думаю, раньше вы не были такой вспыльчивой.
– Ошибаетесь. Я всегда ненавидела, когда у меня копаются в голове. Итак?
– Спрашивайте, что вас интересует, – вздохнул Пала. – Об остальном буду молчать.
– Что вы можете сказать о родителях Томми? И не отвечайте односложно.
– Отца я видел слишком редко, чтобы составить о нем мнение. Привозила Томми мать, и она же встречала меня, когда я приходил к ним. Она выглядела довольно счастливой.
– Вот так энтузиазм.
