– Без них я бы просто умерла от скуки! – сказала Коломба, когда окрепла настолько, что сама вышла в сад, и Данте, целый месяц находившийся в бегах, пока его не оправдали, смог ее навестить.
Судя по всему, скрывался он на крыше дома Сантьяго. Он больше не выглядел болезненно худым и с отросшими волосами как никогда напоминал Дэвида Боуи. Рана на его больной руке зажила. Ладонь еще больше скрючилась, но в перчатке это было незаметно. Правда, вернуть себе душевное равновесие ему пока не удалось. Смерть Валле стала для Данте ударом. Вырастивший его человек готов был пожертвовать им ради убийцы только потому, что тот был его настоящим сыном: Томми поджидал Данте с Коломбой в Кремоне, поскольку Аннибале сообщил ему об их приезде.
– Кажется, придется в очередной раз пересмотреть свое прошлое, – сказал Данте, передавая ей термос с напитком, который называл лучшим кофе по-ирландски в мире: ирландский виски шестидесятилетней выдержки, смешанный с кофе «Кения кона» средней прожарки. – Если оно вообще у меня было.
После первого же глотка у Коломбы закружилась голова.
– Одно можно сказать точно: ты не Данте Торре.
– Как бы не так. Я это имя заслужил. – Он забрал у нее термос и сделал еще несколько глотков. – Я убил единственного человека, который знал, кто я.
– И который останется загадкой даже после смерти.
– У каждого доктора Франкенштейна есть свой верный Игорь
[46], но, будем надеяться, что-нибудь всплывет… – Он посмотрел на свои руки, одну из которых обтягивала дорогая перчатка. – Не думал, что я на такое способен. Но похоже, в чрезвычайных обстоятельствах каждый готов пойти на убийство.
Будучи в розыске, Данте изучал найденные на заброшенном заводе бумаги. Заключения были написаны в месте с невинным названием «Голубая вилла», которое представляло собой нечто вроде детского концлагеря под началом психиатра, который так любил подключать клеммы с проводами к мошонкам сорванцов и наказывать их ударами тока, что заслужил прозвище Доктор Штекер. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, когда был принят закон Базальи
[47], «Голубую виллу» закрыли, и Отец предложил свои услуги семьям, предпочитавших иметь сыновей, которых им не пришлось бы стыдиться. Родителей Чезаре посадили за решетку, и многих других ожидала та же судьба.
Когда соседка Ромеро вышла из комы, посадили и ее. Разумеется, Лео она никогда не видела: ее подкупил Томми, на полученные от которого деньги она купила куклу-пупса, принятую Коломбой за настоящего младенца. У девушки никогда не было сына, и она так дорожила своей игрушкой, что бросилась в огонь, чтобы ее спасти… и едва не сгорела сама.
– Просто невероятно, что Томми всех нас уделал, – сказала Коломба. – Не могу поверить, что, когда я была в квартире Ромеро, мне звонил он. Я была так уверена, что говорю с Лео!
– Я тоже отлично подражаю голосам. Я никогда не показывал тебе Микки-Мауса? – Данте с горечью улыбнулся. – КоКа, меня тоже обманули. Я разыскивал великого старика, предводителя наемников, а не собственную карикатуру. Тебе хотя бы есть чем оправдаться. Материнский инстинкт. Тикают биологические часы.
– Дурак! Но он и правда выглядел как подросток. И никто из врачей, которые его осматривали, ничего не заметил.
– У Томми был отличный протез. К тому же тщательному обследованию его никто не подвергал. Откуда им было знать, что искать? А когда директриса интерната стала слишком упорно настаивать на обследовании, он приказал ее убить. Кстати, я отправил Лупо бутылку виски. Он ее заслужил. Он единственный, кто ему не доверял.
– А я всегда его презирала, как и всех, кто подозревал Томми.
– Да, Томми тот еще ловкач. Такой здоровенный, а спрятался под самым нашим носом. Прямо как Лео. А сера на ботинках – это просто гениально. Он не сомневался, что ты ее заметишь.
Это Томми организовал переезд Меласов в Портико, чтобы быть поближе к Коломбе и заманить ее в ловушку. Даже когда его заперли в интернате, он с легкостью покидал его по ночам и проворачивал свои дела. В ночь, когда он убил Мартину, она, скорее всего, его узнала.
– Лука мне часто пишет, – сказала Коломба. – Говорит, что не зря доверился мне и рассказал о Шифре. Чезаре теперь чуть ли не живет у него.
– Возможно, Мауджери не такой мерзавец, как мы думали, – заметил Данте.
– По сравнению с остальными он почти святой. А Лука делает большие успехи. Свою болезнь он воспринимает как преимущество, а не как помеху. – Коломба вернула термос Данте. Тот задумчиво смотрел в никуда. – В чем дело?
Чтобы потянуть время, он начал медленно пить.
– Кажется, я понял, почему их так интересовали мальчики с расстройствами аутистического спектра, – сказал он и протянул ей вырезку из газеты.
В статье рассказывалось, что в компаниях Кремниевой долины работает намного больший процент взрослых с синдромом Аспергера, чем в среднем по стране.
– У них что, талант к разработке программного обеспечения? – спросила Коломба.
– Несомненно. Но по-моему, дело в другом, – сказал Данте. В твердом убеждении, что трость ему идет, он продолжал носить ее с собой, хотя уже в ней не нуждался, да и клинка в футляре больше не было. – Эволюция.
– Эволюция?
– Знаешь, почему многие страдают от повышенного давления? Потому что еще в доисторические времена люди с повышенным давлением, в отличие от тебя, спали чутко. И если на них нападали во сне, успевали спастись. Теперь эта способность стала ненужной, ну или почти не нужной, но многие ученые считают, что аутисты – люди будущего. Они лучше приспособлены к заваленному информацией миру, потому что достаточно сосредоточены, чтобы находить в нем сведения, которые им необходимы.
– А ты?
– Если кофе хорош, я тоже очень адаптивен. – Данте вздохнул. – Лео не был моим братом.
– Мы и раньше это знали.
– Нет… Он в это верил. Он правда верил, что делил со мной камеру. Но с ним жил Томми. Настоящий Данте.
– Ты уверен?
– Барт не нашла никаких признаков моего пребывания на заводе. Сейчас мы просматриваем архивы «Голубой виллы». Возможно, меня, как и многих других мальчишек, забрали оттуда, а потом… избавились от всех моих следов. Ну а пока… Я рад, что мы не родные и даже не приемные братья, но мне жаль, что он погиб.
– Ты шутишь?
– Нет. Он такая же жертва, как Гильтине и Томми. Как многие жертвы, они превратились в палачей, но Лео… – Данте покачал головой. – Он до последнего подчинялся приказам своих мясников. Фотография, которую он мне дал, предназначалась не только для меня.
