Этот недостаток знаний подготовил почву для триумфального явления пилюль народу, и это из-за недостатка знаний мало кто задавался вопросом, разумно ли вмешиваться в самые основы женского естества и менять их (манипулируя женскими половыми гормонами) во имя таких выгод, как контрацепция, гладкая кожа или регулярность менструального цикла. И мало кто озаботился хотя бы задуматься, какого размаха может достигать влияние побочных эффектов противозачаточных пилюль на работу других, не связанных с овуляцией органов женщины, включая ее мозг. Конкуренция, политические соображения, намеренное замалчивание вкупе с удобным неведением — стечение этих неблагоприятных обстоятельств породило настоящий шторм, повинный в том, что и сами дамы, и их врачи приветствовали появление пилюль почти без вопросов, и в том, что нам почти ничего не известно о переменах в личности и организме женщин под действием этих пилюль. И сейчас мы обсудим факторы, по милости которых лишены информации о женском здоровье и о контрацептивном средстве, к которому большинство из нас однажды прибегают.
ПРИ ПРОЧИХ НЕРАВНЫХ
История знает немало времен и традиций, не видевших в женщине достойный отдельного изучения объект, но сейчас положение дел серьезно изменилось в сравнении с тем, какое наблюдалось еще 25 лет назад[96]. Академическая профессура в значительной мере тяготеет к левым, чем к правым взглядам, и подавляющее большинство знакомых мне людей науки — как мужчин, так и женщин — всецело на стороне слабого пола в их стремлении к равноправию и обеими руками поддерживают право дам занимать достойное место в науке. Допускаю, что кто-то несколько иначе воспринимает современный ландшафт гендерного равенства, но считаю, что при прочих равных условиях большинство ученых с таким же тщанием изучали бы женский организм и важные для его здоровья проблемы, какое демонстрируют при изучении всего, что важно для мужчин и их здоровья. Мое утверждение тем более верно, если учесть, что женщин в науке становится все больше.
Но прочие условия не равны.
Не думаю, что здесь чья-то злая воля, но наука устроена так, что изучение женщин систематически наталкивается на препятствия. Женщин исследовать труднее, к тому же наука — область чрезвычайно конкурентная и требует, чтобы публикации сыпались одна за другой, как горошины, а отсутствие методологических сдержек и противовесов, которые обеспечивали бы дамам такое же изучение, как мужчинам, мягко говоря, не прибавляет желающих этим заниматься. В итоге исследования на женщинах и изучение важных для них проблем превратились в нечто вроде излишества, которое многие ученые не могут или не хотят себе позволить.
В качестве предыстории расскажу, а вы оцените, насколько сложно получить, а потом сохранять за собой место ученого-исследователя. Сказать, что такое место трудно найти, означает не сказать ничего, особенно если речь идет об этой должности в университете (а для большинства из нас оно самое желанное). Попасть туда удается не более чем половине обладателей степени Ph. D. по естественным наукам. А среди предлагаемых университетами позиций меньше четверти предполагают научную деятельность266, хотя именно ради этого большинство аспирантов учатся свыше десяти лет. Словом, должностей в университетской науке крайне мало, а претендентов крайне много, и, если желаешь получить заветное место, изволь с пулеметной скоростью строчить научные статьи, ибо публикации и есть главная валюта на рынке академических должностей.
Если вам улыбнулось счастье добиться места университетского ученого-исследователя, на вас еще сильнее давит необходимость выдавать на-гора научные публикации. Согласно действующему во многих исследовательских университетах порядку, желающие получить бессрочный контракт (он называется tenure, на него возможно претендовать на шестом году работы в должности) обязаны публиковать в научных журналах от двух до семи статей в год[97]. А если через шесть лет работы вы не получили заветный tenure, вас попросят на выход[98]. Получение бессрочного контракта позволяет несколько перевести дух в гонке за публикациями, но не всем и только отчасти. Если не можешь предъявлять неиссякаемый поток публикаций, в любой момент ты и твоя лаборатория рискуют лишиться финансирования. Это всегда плохо для ученых, но особенно для тех, чьи зарплаты частично или полностью финансируются за счет грантов на научные исследования (что не редкость в области медицинских исследований). А если нет гранта, значит, не будет и работы (и исследовательский штат твоей лаборатории будет сокращен). Настоятельное требование беспрерывно и обильно публиковаться постоянно безжалостно поджаривает тебе пятки, а иначе не успеешь оглянуться, как пополнишь ряды жителей «города безработных» (населенного такими же скудно публиковавшимися бедолагами).
За каждой научной статьей, которую ты обязан издать, стоят сотни (а иной раз и тысячи) часов фактических научных исследований. Сюда входит время на разработку исследовательских протоколов; проведение экспериментов, для которых следует подобрать участников; анализ полученных данных; написание обзора литературы по теме и — если все пойдет, как запланировано, — на изложение результатов в пригодной для публикации форме. А поскольку в области научных изысканий провалы в порядке вещей и случаются с завидной регулярностью, на каждое серьезное открытие приходится энное количество неудавшихся экспериментов. И на них потрачено не меньше времени, усилий и средств, но даром — только для того, чтобы закончиться пшиком. Результаты провальных исследований не публикуются, откуда следует, что если желаешь сохранить место, то изволь крутиться как многостаночник, проводи одновременно чертову прорву исследований и пропадай в лаборатории с утра до ночи, иначе не наберется достаточного объема данных, которые «потянут» на достойную публикации научную статью, способную пополнить твой актив.
Таким образом, в науке тебе предлагается игра под названием «больше исследований хороших и разных, побыстрее и подешевле», а проще говоря — а ну-ка, угонись за дюжиной зайцев. И еще это означает, что ты в лепешку расшибешься, только чтобы твое исследование дало положительный результат, притом как можно более однозначный, с как можно меньшим числом всяких «если», поскольку именно эти два аргумента редакции ведущих научных журналов частенько используют как секиру, чтобы зарубить тебе публикацию. Всяческие нюансы и неоднозначности — например, когда показываешь, что нечто по-разному срабатывает у мужчин и женщин или у гетеросексуалов и гомосексуалов — не приветствуются как указание на слабость работы. Бдительные стражи сияющих врат науки воспринимают это как признак, что ваши теории или применимость ваших результатов носят слишком частный характер. Наибольшее предпочтение в вопросах как публикации, так и финансирования отдается исследованиям, результаты которых выглядят самыми грандиозными, самыми неопровержимыми и (по общему мнению) описывают универсальные явления, происходящие везде, со всеми и при любых обстоятельствах[99].
Вот и угадайте: кто проигрывает в этой погоне за однозначными, прямолинейными и самыми простыми для проведения исследованиями?
Женщины.
Начать с того, что женский организм и мозг сильно отличаются от организма и мозга мужчины, вследствие чего в большинстве исследований первые и вторые ведут себя по-разному. К теориям, которые, предположительно, распространяются на всех, хотя и проверены только на одном из двух полов, в науке исторически сложилось более снисходительное отношение, чем к теориям, проверявшимся на обоих полах, но применимых только к одному. В первом случае материал внушает рецензентам (они решают, заслуживает ли статья публикации) надежду, что открытие распространяется на весь человеческий род. Если авторы убедительно оправдали проверку своих результатов целиком или в основном на представителях только одного пола, они сохраняют верные шансы попасть на страницы ведущего в их области журнала. В последнем случае — когда результаты проверены на представителях обоих полов, но находят подтверждение только у одного из них — рецензенты, недолго думая, считают это доказательством того, что выдвинутая научная гипотеза применима только к одному полу, и это автоматически делает ее менее притягательной и менее грандиозной[100].
