— Разумное предположение, Егор, — охотно согласился Головастик. — мало того Кронгард даже ближе чем столица Фредлишемана. Но есть риск, что новый конунг вывел все свободные корабли и на побережье не осталось ничего способного выдержать путешествие через море. Одновременно с этим я всецело уверен, что мы найдем драккары в Зеергарде.
Он покачал руками, балансируя, словно обратился в гигантские весы:
— Я предпочитаю уверенных синиц, друг мой.
Доски словно помогали мне. Подсказывали куда что приложить. Гвозди послушно лезли под удары молотка. Рабочая нирвана затягивала. Черт… Мне нравилось ремонтировать посудину. У меня получалось.
— Егор, — окликнул меня Головастик еще раз. Не знаю, сколько прошло времени. — Ты ведь не задумал заменить всех корабелов? Хочешь его сам достроить?
Всех корабелов. Всех. Корабелов. Черт!
— Сейчас вернусь, — сказал я и побежал к соседнему драккару.
— Егор! — крикнул вослед Стас. — Куда вы Егор?
Я не ответил.
Песок под ногами хватал вязкими губами сапоги, пытался сдержать. Я перепрыгивал через лужи, сосредоточенно работая локтями. Всех корабелов! Если работает на одном, то… Ох, Егорка. Вдруг получится?
Очередное гнездо корабелов приближалось. Фигуры копошились вокруг гнилого драккара. Стучал молоток. Неровно, с большими паузами, грызла сырое дерево пила.
Мое приближение корабелы встретили спокойно. Мертвецы распрямлялись, встречая шута, но не атаковали. Я перешел на шаг. Прошел сквозь толпу мобов, провожаемый мертвыми взглядами.
Как не демонстрации пробрался к борту драккара. Нашел первую попавшуюся плохо закрепленную доску и ударил молотком.
Корабелы застыли. Они пристально следили за моими действиями. Остановились абсолютно все. Опустились молотки, топоры, пилы. Мобы внимали.
Я стучал.
Один за другим корабелы приступили к работе. Но теперь движения их стали увереннее, мастеровитее. Быстрее. Над лиманом поднялась симфония стройки. Слева и справа от меня повисли два моба, лихо размахивающие молотками.
Скорость все росла. А когда от движения корабелов стал подниматься небольшой ветерок, а конечности потихоньку теряли очертания от темпа работы, я спустился, отошел чуть подальше, надеясь, что меня не зашибут инструментом.
Вокруг драккара никто более не слонялся. Мобы облепили корабль, приводя его в порядок. Словно съемка пожирания судна, пущенная наоборот.
Я не шевелился. Ждал. Когда драккар был закончен, то корабелы спустились вниз, окружили меня.
— Спасибо, — прошелестели голоса. В небе что-то гулко прозвенело, и от этого звука по корабелам пробежала рябь. Застывшие мертвецы поблекли. С их лиц посыпалась короста, тая в полете. Куски пепельной плоти отваливались, разваливая замершие фигуры. Ветер разгонял прах корабелов по лиману.
Вскоре у подсохшей лужи остался только я и новенький драккар, почти до середины борта увязший в песке.
До воды его нужно было тащить не менее чем километр.
— Ты это… того. Давай ночью не развались, ладно? — сказал я драккару. Тот промолчал.
Слава Богу, что промолчал.
--Сценарист--
Он стоял под крыльцом, слушая шум дождя по крыше. Ливень отрезал пристройку к ангару от высокого забора. В дренажных решетках бурлил поток, на дорожке пузырилась лужа. Дождь принес холодную духоту, забивая утомленные никотином легкие. Восстанавливающиеся рецепторы ловили в стихии яркие запахи.
Тому, кто бросал и начинал курить много раз — изменения были не в новинку. Они даже придавали сил в борьбе с зависимостью. Именно запахи. Ясность. Пронзительность мира. Хоть как-то отвлекало от постоянного желания вернуться к духовной свободе. Сигареты убивали тело, но душе от них было хорошо.
Есть в этом что-то божественное. Гибель духа ради здоровья тела и наоборот. Стоит заехать в какую-нибудь церковь и подбросить идею священнослужителю. Когда-то Сценарист любил провоцировать храмовую братию. Гонять их по джунглям заповедей, чтобы вывести в ловушку атеизма.
Он улыбнулся. Глубоко втянул носом воздух. Отхлебнул из чашки горячий сладкий чай, поставил ее на перила. Парок растерянно метался, оказавшись на холодном воздухе. Таял.
Погода враждебна, но надо ехать. Время не ждет.
Сегодня умер еще один игрок. Тоже из старожилов. То, чего Сценарист опасался в самом начале — началось. Теперь они начнут уходить чаще. Никакие современные капсулы не способны на чудеса. Человеческому организму нужно движение или достойный уход. Ничто из этого в планы не укладывалось.
После смерти Адама Сценарист и Светлана перевели всех, кого смогли, на питание через зонд.
И теперь порабощенная медсестра с утра до ночи торчала в ангаре, без сил падая на топчан в своей клетке, когда Андрей отводил женщину на отдых. Бежать Светлана не пыталась. Пока не пыталась. Приходилось подогревать в ней синдром спасительницы, но вечно такая манипуляция работать не станет.
Сценарист смотрел на рябящую стену дождя. Много тел много мороки. Много раздражающей возни.
Когда они уходят в игру, то становятся… иными. Механизм перехода он еще не понимал. Запись себя в цифровой носитель силой воли — это любопытный вариант. Самостоятельно создавшаяся матрица. Слепок сознания, зацепившийся за эмуляцию тела.
Ученым было бы над чем подумать. О, да весь мир бы с радостью сел разбираться — как такое произошло и почему.
Но Андрея это отравляло. Потому что вмешательство в код, в игру — это совсем не то же самое что власть над чужой жизнью. Можно много говорить о прорыве, который, в другой жизни, мог бы прославить Сценариста и оставить его имя в истории. Вот только это важно тому, кому близка тяга к сотворению личного памятника.
Андрею же нужен был контроль.
Он улыбнулся, глядя сквозь дождь. Игроки так усердно ищут выход из игры, не догадываясь, что для кого-то свобода означает смерть. Пусть даже электронная. Те, чье сердце остановилось в реальности — стремились к кнопке выключения себя.
Сценарист допил чай. Накинул яркожелтый дождевик. Добрался до фургона и подогнал его к двери, загнав почти под козырек. Дождь стегал автомобиль, по лобовому стеклу струились холодные потоки.
Реальная жизнь возбуждала больше. Нажать на кнопку и выключить чужой свет — не несет в себе силы. Это бездушный, мертвый процесс. Совсем другое — чувствовать изменение субстанций по твоей воли. Забирать энергию жизни, меняя саму материю.
Он вернулся в теплый дом, отметая возбуждение и лишние мысли. Не снимая плаща прошел до стола в подсобке, где лежало тело. Легкое, уродливое. Этот попал сюда из-за собственной глупости и злости. Пытался ограбить незнакомца. Бурчал угрозы, грозил ножом.
Сценарист сделал его жрецом по прозвищу Кидок. Импульсивное решение, но повезло, и оно не привело к последствиям. Таких редко кто ищет. Отбросы.
