— Я продал ее, — ответил он. — Деньги понадобились.
Его не заботило, как она воспримет его слова, — за свою жизнь она, надо думать, всякого наслушалась.
— На что? На выпивку?
— Заплатить долг совести, — непонятно, зачем он говорит ей это. — Но не сработало.
— Деньги редко срабатывают, — только и сказала она.
Он протянул ей пять долларов.
— Вы обещали мне показать фокусы.
Она взяла деньги, окинув его придирчивым взглядом, и пропустила на кухню.
Куин сел, ноги ломило от цементных полов у Ренни. Карты лежали на том же месте, куда она их положила в прошлый раз, а монеты и газеты исчезли со стола, если не считать одной вырезки, аккуратно свернутой.
— Сын говорит, вы даете ему заряд вдохновения.
Она посмотрела на него с непроницаемым выражением.
— Вы выпили?
— Одиннадцать лет не пью.
— У меня есть свисток, — объявила она, потряхивая тонкой цепочкой, висевшей у нее на шее. — У нас на улице случилось ограбление.
Из недр своего мятого свитера она извлекла пластмассовую штуковину, из числа кнопок вызова, которые носят старики, боящиеся умереть в одиночестве.
— Я нажимаю на кнопку — и готово, — сказала она, указывая на коробку, которая напоминала звукозаписывающий прибор из студии сороковых годов. — Какой-нибудь спасатель тут как тут.
Интересно, выглядит он так же потерянно, как себя чувствует, подумал Куин. Он подвинул ей колоду:
— Давайте же.
Он понятия не имел, чего ждет от нее. Она старше всех, кого он знал, — должна сама понимать, как поступить.
Она помедлила, потом резко наклонилась и схватила газетную вырезку.
— Вы надули меня, — сказала она. — Это вы фокусник, а не я.
Она трясла вырезкой, глаза у нее сделались большие и разгневанные.
Он понял, в чем дело.
— Ко мне и раньше приходили мальчики помогать, — говорила она. — Никто из них не хотел работать. Работу за них вечно доделывали отцы, и они всегда находили тысячу оправданий. У моего сына очень много уроков, моего мальчика зачислили в бейсбольную команду, — она сердито задрала подбородок кверху:
— Из-за вас я подумала, что ваш мальчик не лучше.
Куин уставился на шею мисс Виткус: ее кожа напоминала жатый сатин.
— Но интуиция меня не подвела. Что-то я прочитала, что-то услышала. Я слушаю новости. И читаю газеты, только некрологи пропускаю. Не из религиозных соображений, как раньше. Просто почти все мои знакомые давно умерли.
Она взяла очки и пристроила их на переносице.
— Тут говорится: внезапно. — Она посмотрела на Куина. — Вот уж воистину внезапно.
Куин с трудом выдержал ее взгляд, который полыхал горем.
— Это называется синдром Романо — Уорда, — сказал он. — Электрический сбой в сердце.
— Мерцательная аритмия?
— Да, что-то в этом роде, — кивнул Куин. — Основной симптом — летальный исход.
— Откуда это у мальчика? — ее голос смягчился.
— Может развиваться как реакция на некоторые препараты, может передаваться по наследству. Он получил по наследству от родителей. Это редкое заболевание. Очень.
— По наследству от родителей? — она нахмурилась. — Значит, вы следующий?
— Если дожил до среднего возраста, то риск сводится к нулю. Я дожил до своих лет, ничего не зная об этом.
— Если только причина в вас, — сказала она. — А если в его матери?
— Давайте лучше считать, что во мне. У матери и без того тяжело на сердце. — Он похлопал по колоде. — Я вам заплатил сполна.
— Да, верно.
Она взяла колоду и начала тасовать ее, перебрасывая карты из одной руки в другую. Ее пальцы, несмотря на старческую узловатость, двигались ритмично. Она явно поддерживает форму тренировками.
— Он у вас один? — спросила она.
— Да, один, — ответил Куин, наблюдая за скольжением карт.
Мальчик тоже сидел здесь, наблюдал за этими же манипуляциями. Его сын в преддверии волшебства.
Она раскинула колоду веером.
— Выберите карту.
Он вынул королеву треф, вернул ее в колоду и подождал, пока она перетасует карты. Достав из колоды его карту, она перевернула ее.
— Эта?
Куин кивнул, удивленный.
— Я едва не ошиблась. Сегодня я не в своей тарелке.
— А теперь заставьте что-нибудь исчезнуть, — попросил Куин, вынимая из бумажника еще пять долларов.
Ее брови — точнее, складки, где некогда находились брови, — приподнялись. Она спрятала деньги и подождала. Воздух между ними замер в предвкушении. Вдруг она так быстро, что Куин даже не был уверен, видел ли он это, схватила газетную вырезку со стола и сжала ее в своем веснушчатом кулаке, а когда разжала кулак, то там оказалось пусто, пустая ладонь с рисунком, который на ней выгравировало время за сотню лет.
— Где она? — спросил Куин.
— Вы заплатили за магию. Вы получили магию.
От того, что она не сочувствовала ему — по сути, злилась на него, — он немного приободрился.
Он протянул ей еще пять долларов.
— Что еще вы умеете?
— Дети благодарны за то, что им дают. А взрослым вечно мало, — сказала она и добавила: — Мы с вашим мальчиком были друзьями.
— Мне следовало сразу все вам сказать.
Она откинулась назад и сложила большие руки на столе.
— А я уж подумала, что ваш мальчик оказался таким же, как все. Бездельником, на которого нельзя положиться.
Казалось, ее губы задрожали, хотя трудно было распознать это под штриховкой морщин.
— Его безупречная репутация оказалась запятнана без малейшей его вины. Я переживаю из-за этого. Почему же командир скаутов мне не позвонил? Мой телефон исправен. У нас с мальчиком были планы.
Куину стало жарко, словно на него направили лампу, как в полицейском участке. Он огляделся вокруг, отыскивая признаки какого-то незаконченного дела.
— Какие планы?
— Теперь это вряд ли имеет значение.
Он отметил, что выражение ее лица меняется.
— Он был хорошим мальчиком, и мне ужасно жаль, — сказала она. — Это невыносимо, пережить своих детей.
— Вам это довелось?
— Фрэнки погиб на войне, — сказала она. — Рэндалл умер от рака. Он так и не угомонился — менял женщин, а женой не обзавелся — хотя адвокатом был прекрасным. На его похоронах люди говорили много хорошего.
— Сочувствую.
