— А чей же?
Он посмотрел в окно — у ворот стояла патрульная машина. Лужайка заросла травой, новому мальчику предстоит попотеть.
— Полицейские наблюдают за домом, — сказал он. — Она не одна.
— Мне пора, Куин. Я не могу опаздывать в первый день после перерыва.
— Всего хорошего, — сказал он. — У тебя все получится, Белль.
Она снова помолчала, потом ответила:
— У тебя тоже, Куин.
Он проверил оконные рамы, ввернул новую лампочку на крыльце, поменял замок, заодно заменил батарейки в датчике задымленности, и за все заплатил сам. В конце дня, вернувшись из магазина с табличкой «Осторожно, ротвейлер», он обнаружил у нее на кухне Теда Ледбеттера. Они ели лазанью из тарелок, которых Куин раньше не видел, — филигрань с золотыми птичками.
— Мистер Ледбеттер устроил мне пир, — сказала она.
Как Тед умудрялся преподавать целый день математику в летней школе, стряпать лазанью и развозить ее по домам — было одной из его многочисленных загадок. Куин вручил Уне табличку про ротвейлера.
— Боже, это должно сработать, — сказала она.
— Замки выглядят надежно. Молодец! — сказал Тед.
— Куин невероятно рукастый, — сказала Уна. — От музыканта такого не ожидаешь.
Он был обязан своими умениями отцу: «Ваша мать совсем избаловала вас, мальчишек». Эти уроки, суровые, как сам отец, отравленные отвращением к нему, все же научили Куина кое-чему.
— У меня сегодня концерт, Уна, — сказал Куин. — У вас все будет хорошо, надеюсь?
— Я говорил с патрульным, — вмешался Тед. — Он сказал, что за домом будут наблюдать несколько дней.
Куин не умел чувствовать два разных чувства одновременно. Известие о том, что патрульный и Тед позаботятся об Уне, обрадовало его, но еще больше он обрадовался, когда Уна, провожая его, вслед за ним вышла из кухни и шепнула на пороге:
— Он положил туда шпинат. Будь у меня ротвейлер, скормила бы эту лазанью ему.
— Приятного аппетита, — сказал он, и она рассмеялась.
Он посмотрел на часы.
— Черт, я опоздал на автобус.
— Не понимаю, почему человек с таким сумасшедшим расписанием, как у вас, полагается на городской транспорт?
— Я куплю машину, но позже. Сейчас у меня режим экономии.
— Я ездила на автобусе одно время после того, как провалила экзамен по вождению. Но мне-то все равно. Я бездельница, никуда не спешу.
— Я тоже бездельник.
— Вы совсем другое дело, Куин. И вы можете взять мою машину, вот к чему я клоню. Это хорошая машина. Вы же сами сказали.
Если он возьмет машину, ее придется возвращать.
— Все равно на следующей неделе я не смогу на ней выехать — полиция наблюдает за мной. — Уна сложила тощие руки на груди. — Вы свозили меня в Вермонт, Куин. Я могу вас отблагодарить только этой малостью.
Не успел он ответить, как она добавила:
— Прошу вас, Куин. Возьмите машину.
Он согласился, пообещав вернуть машину на следующей неделе, после смены в ГЮМС. Она вложила ключи от машины ему в руку, а сверху прикрыла своей ладонью, словно доверяла ему ключи от своего сердца.
Неделю спустя полиция поймала воришек — троицу безнадежных наркоманов схватили в чьем-то доме.
— И прямиком в тюрьму, — сказала Уна. — Эта следовательница — первый сорт.
Куину казалось, что она выглядит несколько измотанной, но она заявила, что в полном порядке и в помощи не нуждается.
— Они стащили у меня пять долларов и разбили вазу, — напомнила она. — Можно подумать, что на меня напали русские.
Небольшое подчеркивание согласных — тень акцента, подмеченная им в первый раз, — вот и все, что выдавало ее расстройство. В остальном она держала себя как обычно, возилась на своей чистой кухне, где на буфете в чайнике заваривался чай.
— Ваша риелторша только что меня подловила, — сказал он. — Хочет, чтоб вы знали — они молятся за вас. Просят Бога, чтобы отвел от вас беды, испытания и невзгоды.
— Кстати, я нашла потерянную сережку.
В ушах у нее висели зеленоватые капельки, от которых ее глаза оживали.
— Наверное, она выпала, когда грабители перетряхивали сиденья от стульев.
То ли вопреки браваде Уны, то ли из-за этой бравады, но Куин почувствовал слабость в коленях. Такую же слабость он почувствовал подростком, когда услышал новость, которую с рыданием сообщил брат, — отец позвонил из «того места», мама умерла. Это известие настигло Куина в спальне перед зеркалом, когда он репетировал гитарные позы, и пробило брешь в жизни. Этого известия ждали уже несколько месяцев, и все равно оно сбило Куина с ног в буквальном смысле: четырнадцатилетний подросток ростом 183 сантиметра рухнул на пол, как подстреленный гусь.
Он приехал, чтобы вернуть Уне автомобиль и вежливо поставить точку в их отношениях. Но никак не мог собраться с духом. Мысль об этих подонках, которые залезли в дом Уны, хватали своими грязными руками ее вещи, ее саму, наполняла его упрямой злостью.
— Вы, должно быть, испугались, Уна. Испугались?
— Мне жаль вазу, которую подарила Луиза. Вот и все. — Она открыла буфет. — Если вы голодны, я накормлю вас ужином.
Была половина пятого. Она поставила на стол две тарелки — с разными рисунками, заметил он, и не новые.
— И машину можете пока оставить у себя, — добавила она.
Куин плохо соображал, когда она так смотрела на него.
— Полицейские были добры ко мне, — продолжала она. — Не хочу ставить их в неловкое положение, вынуждая штрафовать меня. Собираюсь повременить с поездками еще пару недель.
Она поманила его согнутым пальцем, вспомнив о чем-то.
— Смотрите-ка, — она открыла микроволновку, старую модель с диском. Внутри оказался тайник с письмами.
— Незнакомые люди присылают мне чеки.
Куин перебрал с десяток конвертов разного вида: больших с логотипом фирмы, поменьше с цветочками и подписанных от руки. Суммы различались, хотя преобладали чеки на пятьдесят долларов.
— Черт возьми! — пробормотал Куин. — Сколько тут всего?
— Больше пятисот долларов. Это ведь они из жалости, да?
— Они хотя бы не разбили палаточный лагерь во дворе.
После смерти мальчика и показа истерического фильма про синдром Романо — Уорда по телевизору Белль вернула более тридцати чеков с такими же официальными соболезнованиями.
— Это потому что я старая. Все дело в этом. — Она изучила одно из писем. — Потребуется не меньше недели, чтобы написать всем благодарственные письма.
— Вы оставите деньги себе?
