— Как я могу успокоиться! Лучше бы мои дети никогда не ступали на эту дорожку. У них есть чувство… как бы сказать… непобедимости. Все, чего им ни захочется, — пожалуйте, получите и распишитесь.
Помолчав, она добавила:
— Если честно, я виню тебя.
Это было чересчур, даже для Сильвии. Он сказал:
— Опа! Кажется, ты забыла, кто купила им автодом.
— Я не про подарки, которые им дарила я, — ответила Сильвия. — Совсем нет. Я про личный пример, который им подал ты. Ты показал им, что можно стать звездой, добиться успеха, заработать на жизнь музыкой, ты сподвиг этих впечатлительных хомячков стать музыкантами.
Куин онемел. Это было самое прекрасное, что Сильвия когда-либо говорила ему, хотя прозвучало как обвинение. Она нажала «отбой» прежде, чем он успел поблагодарить ее. И прежде, чем успел сказать, что никогда — вообще никогда, даже в восьмидесятые, — не носил кожаных штанов.
Он подошел к парковке для рабочих ГЮМС, которую окружали подстриженные деревца.
— Добро пожаловать, Портер! — усмехнулась Дона, похлопывая блокнотом по бедру. — Как приятно снова тебя видеть.
Она вписала его имя в график и поручила работу, от которой все отказались: вручную вставлять блестящие вкладки в четыре тысячи брошюр для компании, которая продает походное снаряжение. Эта ручная работа была исправительной мерой: Дона применила ее, потому что Куин пропустил смену на прошлой неделе, не предупредив, вопреки обязательству делать это.
— Я помогал одной старушке, — сказал он.
Дона громко рассмеялась. Куину было все равно, он мысленно повторял каждое сказанное Сильвией слово из их разговора. «Ты нужен нам здесь».
«Если Бог существует, — молился Куин, — пусть он будет гитаристом».
— Я же звонил, — напомнил ей Куин. — Ренни дал мне выходной.
Но у Доны была фотографическая память, в которой хранилось все, и она злорадно напомнила ему, как он и раньше не пришел на работу без предупреждения — это случилось с ним вообще впервые в жизни уже много времени тому назад, когда он ездил в турне с «Тропой воскрешения». Куин с некоторым опозданием осознал, как отчаянно ему хочется вернуться к ним, как он сгорает от желания впрыгнуть в брошенные ботинки Зака.
В пол-одиннадцатого появился Ренни, якобы проверить, как идут дела.
— Привет, — сказал он, подходя к рабочему столу.
Карманы его брюк топорщились, как юбка у девушки.
— Прости за вчерашний вечер, — сказал Куин.
Ренни оглядывал все вокруг. Сволочизмом он не отличался, поэтому на его присутствие никто не обращал внимания.
— Гэри говорит, я должен извиниться перед тобой. Я вообще-то не считаю, что ты не виноват. Ты виноват, конечно, это тебе полагается следить, чтобы такой ерунды не происходило, но я чувствую себя ослом из-за того, что психанул. — Он окинул взглядом свою шумную империю. — Не понимаю, что на меня накатило.
Он опустил глаза.
— Просто я получаю от жизни кайф, только когда играю, больше никогда.
— Забудем, Рен.
— Ты добрался до дома нормально?
— Новый муж Белль подвез меня.
— Хм. Надо же, какое благородство.
— Похоже, я покупаю его скаутам новый автобус.
Ренни, озадаченный, отвел глаза в сторону.
— Я понимаю, как тебе тяжело. Если б я лишился ребенка, покончил бы с собой.
— Я разговаривал с Сэлом, — сказал Куин. — Он берет нас обратно. Выступаем в следующее воскресенье, как обычно.
— Не может быть! — Ренни улыбнулся от уха до уха. — Не может быть, черт подери! Ты уже сказал парням?
— Нет, приберег это удовольствие для тебя.
— Позвоню им, — сказал Ренни, с его лица двадцать лет как рукой смыло. — Прямо сейчас. Всем позвоню.
Он пошел, первый шаг сделал со стариковским «уф», потом прибавил темп. Если не обращать внимания на складки жира, нависавшие над ремнем, словно воск оплывшей свечи, со спины его можно было принять за соседского мальчишку с Шеридан-стрит, чернокожую звезду группы, но с прыщами и в бермудах.
— Считай, твой перерыв закончился, — сказала Дона.
После ланча она велела Куину заправлять обработанные им брошюры в струйный принтер, который урчал так, словно страдал несварением желудка. Этот звук ужасно раздражал Куина, даже через беруши, и Дона находила это довольно странным, учитывая, что он играет рок, а там децибел куда больше. Когда-то она была замужем за музыкантом и, похоже, решила выместить все обиды на Куине.
Он продолжал кормить ненасытную машину брошюрами, а Дона подхватывала их на другом конце конвейера и кидала в упаковочный аппарат. На ней были джинсы в обтяжку и желтая майка, напоминавшая нижнее белье. Несмотря на птичьи черты, она была не лишена привлекательности. Лицо ее покрылось заметной испариной, в ожидании очередной порции брошюр она скрестила руки на груди и таращила сильно подведенные глаза.
— Пожалей свои глаза, просто скажи, чтобы я поторапливался, — Куин постарался перекричать машину.
Дона приподняла нещадно выщипанные брови.
— Серьезно?
Она пробралась к нему, лавируя между коробками и пакетами, ее крепкие накачанные руки были покрыты эффектным загаром. Она приблизилась вплотную к его лицу, от нее пахло каплями от кашля.
— Так поторапливайся. Черт подери, — произнесла она, словно дала ему пощечину.
Чтобы усилить эффект, она выхватила пачку брошюр из бездонного чана, на глаз прикинула ее толщину, подровняла, плюхнула на конвейер и, когда та скрылась в чреве машины, принялась за следующую партию. Эта работа имела значение для нее. Эта работа, и еще членство в фитнес-клубе, и еще, наверное, новый бойфренд, и еще, наверное, ребенок. Жизнь, основанная на четырех столпах, которыми она дорожила.
— Я дважды тебя обучала, — сказала она. — Ты слишком хорош для этой работы или ты просто самый обычный придурок?
— Господи, Дона, дай мне передохнуть.
— Ты уже передохнул сегодня.
— Я в переносном смысле.
— Мой бывший тоже любил выражаться в переносном смысле. А потом обнулил мою карту Visa в самом прямом смысле.
— Один-ноль в твою пользу, Дона — большой босс, — сказал Куин, на этот раз всерьез обидевшись.
— В чем твоя проблема, Портер?
— Жизнь коротка. Вот в чем моя проблема.
— Скажи мне то, чего я не знаю.
— Серьезно?
— Да.
— Прости, что я подвел тебя. Прости, что не обработал брошюры в прошлую пятницу. Я только сейчас заметил, как хорошо ты здесь наладила работу.
Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть шум машин, поэтому комплимент получился не столь непринужденным, как ему хотелось. Ошеломленная Дона молча смотрела, как конвейер дергается и хрипит, уже пустой.
