Он задумался, не заметив за спиной Кирилла.
— Понятно, — сказал тот, — теперь мне точно все понятно с тобой.
Тяжелая дружеская рука легла Королеву на плечо, но тот почему-то дернулся, сбросив ее с себя.
— Не говори чепухи, — отмахнулся он, — кого она может зацепить? Меня, что ли? Настоящая пацанка. Посмотри на ее одежду, посмотри на прическу — да она сама не хочет никого цеплять. Если хотела бы, разве бы вырядилась так? Да к ней и на хромой козе не подъедешь — сильно брыкается. Даже если вообразить, что на нее кто-то клюнет, ничего в любом случае не срастется. Она ненавидит весь мужской род, так я тебе скажу. Не выносит нас. Прямо рьяная феминистка какая-то. Роза Люксембург номер два. Только та хотя бы одевалась, как женщина. А эта не знает, как носить юбку и туфли. Предпочитает босиком шлепать, как шпана какая-нибудь.
— То есть, все дело в ее внешнем виде? Однако же, когда ты заставил ее одеть шмотки Лады, выглядела она вполне сносно. Я же видел снимок в газете. Не отрицай.
Королев пожал плечами и спрятал руки в карманы шортов, чтобы скрыть, как ладони сами собой сжались в кулаки. Неизвестно почему, но его раздражало то, как говорил о Васе Кирилл. Его злило доброе отношение товарища к ней, его желание ей помочь, вообще — его участие в ее судьбе.
— Сносно, — кивнул Тимур, — но до моего уровня ей далеко. Как ты себе это представляешь — я беру ее с собой на ужин, а она снимает с себя туфли, заваливаясь в ресторан босиком. Или еще лучше — прямо в своем любимом спортивном костюме придет. Она, видимо, в нем даже спит.
Кирилл ухмыльнулся. От него не скрылось напряженное лицо товарища и спрятанные в карманах руки. Он слишком хорошо его знал, чтобы поверить в небрежность, с которой были сказаны эти слова. И уж тем более не поверил он иронии Тимура.
— Тогда почему ты злишься? Ты получил свою дозу адреналина, взбесил Ладу, поругался с отцом.
— Я злюсь не на то, что она работает у тебя, а на то, что ты это скрыл от меня. Не надо было делать из меня дурака. Ну, да ладно. Не будем больше спорить. В конце концов, нам есть чем еще заняться. Я проучу тебя. Как насчет пари?
Тимур заставил себя улыбнуться, после чего, наконец, достал из кармана руку и протянул ее другу. Тот с удовольствием ее пожал, после чего крепко обнял друга.
— Опять ты за свое? Не можешь без эпатажа? Что будем делать?
— Заплыв в бассейне — в одежде и обуви, как есть. Туда и обратно. На скорость.
Кирилл по-отечески тяжело вздохнул, но улыбнулся. В этом и был весь Королев. Ему, как воздух было нужно действо, шоу, соревнование. Казалось, что только так он мог почувствовать жизнь. Или же, он просто прятался за этим образом, чтобы никому не дать возможности прикоснуться к нему настоящему. Каким он был настоящим, Кирилл хорошо помнил. Все изменилось пять лет назад, когда не стало Анастасии Павловны. Мама Тимура сгорела за полгода от рака. Не помогли ни связи, ни деньги. Ее возили в лучшие клиники на приемы к лучшим онкологам, из Сибири вызывали шаманов и травников, пробовали голодание и закаливание — все, что только мог предложить этот мир умирающему человеку, на счетах которого числятся большие деньги. Но не зря говорят — здоровье не купишь. Ее не стало в день рождения Тимура, и он решил, что умер вместе с ней. С тех пор, лучшего друга, как подменили. Казалось, он каждый день доказывал себе, что живет, но делал это весьма странным образом.
Кирилл кивнул, понимая, что отказаться от предложения никак не выйдет.
— Хорошо. На что спорим?
— Если я выиграю, ты позволишь мне обольстить Василия. Не будешь мешать.
— Нет, даже не проси, — строго возразил Голованов. — Я не позволю тебе играть с ее чувствами и жизнью. Это уже чересчур. Ты заходишь слишком далеко. Имей совесть, в конце концов. Что тебе сделала эта девчонка? Тебя злит, что она бортанула бабника всея Руси? Не можешь пережить поражение? Нет. Мой ответ нет. Даже не думай. На этом пути ты увидишь меня.
— Э-э-эй, друг, притормози с обвинениями. Я не собираюсь тащить ее в постель. К тому же, ты даже не послушал, что получишь в случае выигрыша! — Возмутился Королев и в его голосе послышался подвох. Кирилл пытливо посмотрел в его глазах — там читалась уверенность, будто Тимур и не сомневался в успехе затеи.
— Что такого ты можешь мне предложить, чтобы я поступился своей совестью? Брось. Глупая и жестокая затея. Я не позволю. Даже не думай. Найди себе другую жертву.
Мужчина развернулся и пошел обратно на веранду, даже не собираясь слушать дальше бредовые идеи товарища, но окрик Тимура заставил его обернуться и замереть:
— Я выкуплю последнюю уцелевшую картину твоей матери. Это твой последний шанс, имей в виду.
Кирилл шумно сглотнул. Сердце в груди больно защемило. После пожара в студии все, что осталось у него от мамы — ее картина, которую она продала на благотворительном аукционе. Много лет он пытался выкупить ее у нового владельца, но тот ни в какую не соглашался. В голове тут же начали роиться сомнения — как его друг-разгильдяй сможет сделать то, что он сам не может сделать вот уже много лет?
— Как? Как ты сделаешь это, скажи на милость, если даже я не могу ее выкупить, как бы не пытался? — спросил он, но голос подвел и дрогнул. — Не шути такими вещами, такую шутку даже я не пойму. Тем более я.
— Ты серьезно думаешь, что я могу так пошутить с тобой? — Королев развел руками. — Не до такой же степени, друг! Я, может быть, не самый лучший товарищ, но не свинья. Ты меня знаешь.
Кирилл застыл, просверливая товарища недоверчивым взглядом. Он знал его. Знал много лет, знал, на какие фокусы он способен, но подобных подлостей припомнить не мог, как ни старался. Королев всегда держал слово.
— Допустим, — начал Кирилл издалека, — но я соглашусь только при одном условии. Ты скажешь мне, зачем тебе это. Скажешь правду.
Тимур улыбнулся и одобрительно кивнул головой.
— Не вопрос. Скажу. Чем быстрее бегает лань, тем ценнее она для льва. Я не могу пройти мимо такого экземпляра. И не могу подарить его тебе. Этот образец должен пополнить мою коллекцию. Говорю начистоту, чтобы у тебя не было потом ко мне вопросов.
— Не можешь подарить мне? — Голованов сдвинул брови. — То есть, признаешь, что ревнуешь?
— Ревную, но не ее к тебе. А твой успех. Может быть, ты гораздо более успешный бизнесмен, но герой-любовник тут я. Даже не думай отнимать у меня мою славу.
— Какую же ты несешь чушь, — Кирилл сморщился, — ревнуешь мой успех…. Так я тебе и поверил. Она тебе нравится, признай это — и дело с концом. Может, человека из тебя, наконец, сделает.
— Отбросим сантименты, — отмахнулся Королев, уходя от ответа. — По рукам?
Голованов задумался. Совесть металась меж двух огней, но чаша весов все больше склонялась в опасную сторону. Ему было жаль Василису, но еще больше он жалел себя. Эта картина была дорога ему так же, как и сама жизнь. И если Королев действительно добудет ее для него, то придется поступиться моралью.
