Дело не в деньгах и не в компьютерах, а в женщинах, будь они неладны! Все беды идут именно от них, и в этом Горчаков убедился на собственной шкуре.
Когда-то очень давно, лет шестнадцать или семнадцать назад, у Макса тоже была семья: жена и маленький сын. Он тогда был еще совсем молод, но уже хорошо зарабатывал — работал каскадером и выделывал такое, что его охотно и часто приглашали на съемки. Он умел выполнять трюки, от которых у окружающих волосы на голове дыбом вставали. Он был влюблен в свою профессию, она давала ему ощущение свободы, силы, неземного могущества. Риск, встреча с опасностью приятно щекотали нервы, будоражили кровь и заставляли сердце биться сильнее. Он знал, что его уважают, им восхищаются, что он нужен и востребован.
Макс не был красавцем, не мог похвастаться ни высоким ростом, ни мужественными чертами лица, но это нисколько его не смущало. Он был уверен в себе и знал, что женщины любят смелых и отважных, они любят героев, к которым их тянет, будто магнитом. Вот только Макс уже сделал свой выбор, и ни одна девушка на свете, даже самая красивая, не способна была затмить образ его жены. Ради своей Вероники он был готов ежедневно, нет, ежечасно рисковать жизнью.
Максим не сомневался, что она тоже любит его. Но оказалось, ошибся: Вероника любила лишь деньги. Только они доставляли ей истинную радость, наслаждение, удовольствие. Даже сын, ребенок, которого она выносила в своем чреве и родила в муках, не вызывал у красавицы Ники сильных чувств. Но о том, как обстоит дело в реальности, Горчаков долгое время не догадывался. Он просто жил, благодарил судьбу за то, что она послала ему любимую работу и Веронику, и был убежден, что он — самый счастливый человек на свете.
Случай разрушил то, что он считал счастьем.
Снимали эпизод, в котором главный герой должен был пробежать по крышам вагонов идущего поезда. Для натренированного, ловкого каскадера прыгнуть с вагона на вагон — не слишком сложная задача. Однако Макс еще с утра почувствовал недомогание. Болело горло, начинался насморк. И все же он приехал на съемочную площадку. Макс был молод и слишком самоуверен, за что и поплатился жестоко.
Наверное, у него поднялась температура. Его знобило, но он ничего не говорил и не жаловался. Снимали второй дубль, когда его вдруг охватила внезапная, непреодолимая слабость. В глазах потемнело, закружилась голова. Нога соскользнула вниз. Падение было таким неожиданным и стремительным, что сначала никто не понял, что произошло. А когда поняли, решили, что это конец. Даже врачи, колдовавшие над каскадером много часов, и те не верили, что он выкарабкается. Но он все-таки выжил, наверное, Всевышний рассудил, что не настал еще его час и что он должен испить свою горькую чашу до дна.
Казалось, на теле Максима не осталось ни одной целой косточки. Любое движение приносило ему мучительную боль. А левая нога была раздроблена так, что ее собирали по кусочкам из осколков. Потом хирург признался, что сначала ногу хотели ампутировать. К счастью, конечность удалось спасти, однако с тех пор она плохо гнулась и болела при малейшем изменении погоды.
А Горчаков надеялся, что вернется к любимой профессии. Но когда он заговаривал об этом, друзья смущенно отводили глаза, а врачи с наигранной веселостью приговаривали: «Нет, друг мой, нужно еще лечиться и лечиться».
Известие о том, что ему придется сменить работу, стало для Максима сокрушительным ударом. Но куда больший шок он испытал, когда узнал, что его бросила Вероника. Сначала она просто перестала приезжать в больницу, а потом и вовсе уехала вместе с сыном к матери в Брест, не оставив мужу даже прощальной записки. Инвалид, не способный хорошо зарабатывать, был ей не нужен.
Долгое время Макс не мог поверить в предательство любимой жены. Выйдя из больницы, он звонил ей, писал длинные письма, но она бросала трубку, а на письма не отвечала.
Тогда, убитый горем, он опустил руки и стал искать забвения с помощью средства, к которому прибегают слабые духом люди. Через год уже не мог обходиться без алкоголя.
С Вероникой их развели заочно. Позже Макс узнал, что она снова вышла замуж и уехала за границу, оставив сына на попечении своей матери. Ребенок был ей не нужен, он мешал устраивать новую, счастливую жизнь.
Максим мечтал забрать мальчика, но у него не было ни денег, ни работы, ни сил, ни даже желания что-либо изменить. Он перебивался редкими заработками, много пил, мало ел, подолгу ходил небритый, в мятой и грязной одежде. О том, чтобы в таком виде ехать в Брест, не могло быть и речи. Кто отдаст ребенка человеку, который похож на бомжа? Его и в поезд-то не пропустят!
В больничной палате его навещали каждый день. Приносили фрукты, книги, цветы. Теперь почти все прежние друзья отвернулись от него. Одни стыдились его, другим надоело с ним нянчиться. Только Леший, единственный из всех, все еще возился с ним, пытался чем-нибудь помочь. Он находил для Макса работу, таскал к врачам, проводил воспитательные беседы, засовывал под холодный душ или просто кричал и ругался последними словами. Но все было напрасно. Ни любящая жена, ни заботливая мать, ни верный друг — никто не способен изменить жизнь человека, если он сам того не хочет. А Горчаков не хотел. Когда он был трезв, воспоминания обступали его, они терзали душу, тревожили сердце и не давали ни минуты покоя. А ему так хотелось забвения!
Это продолжалось не один год. А потом все вдруг резко переменилось.
Неизвестно, что на него так подействовало, может, смерть одного из новых «друзей», тоже искавшего утешения в бутылке и замерзшего глубокой морозной ночью совсем недалеко от собственного дома. А может быть, запали в душу слова соседского мальчугана, так похожего на его сына. Однажды, сидя на скамейке, Максим услышал, как ребенок спросил у матери: «Мам, почему дядя всегда такой грустный? Он болеет?» В ту минуту ему вдруг показалось, что он слышит голос своего малыша.
Сын стал являться ему во сне, просить, чтобы он приехал и забрал его. Говорил, что ему плохо там, с бабушкой, и что он хочет быть с отцом. Эти сны так мучили Максима, что, просыпаясь, он долго плакал и мысленно молил сына о прощении.
И вот однажды, проснувшись сереньким мартовским утром, он вдруг понял, что должен сию же минуту что-то предпринять. А если ничего не сделает, то просто умрет от горя.
Так для Горчакова началась новая жизнь. Самое удивительное, что ни к каким врачам-наркологам он не ходил, не кодировался и не вшивал «торпеду». Просто бросил пить, и все. Сказал себе: «Баста. Ты должен это сделать!» И как отрезало. Он и сам не ожидал, что у него получится. Наверное, произошло чудо, и Бог, в которого он не верил, решил, что с него довольно.
Максим устроился сторожем на стройку и после первой же зарплаты отправил теще в Брест письмо со смиренной просьбой принять его, дать возможность хоть день, хоть час пообщаться с сыном. В глубине души он лелеял надежду увезти ребенка к себе в Москву и в то же время боялся, что бабушка откажется вернуть ему Сережу. Он также попросил прислать фотографию мальчика.
Через месяц из Белоруссии, к тому времени уже превратившейся в независимое государство, пришел ответ. Горчаков с замиранием сердца вскрыл конверт. Из него выпала фотография, с которой на него смотрело совершенно незнакомое лицо. В первые минуты он даже не понял, зачем ему прислали это фото. Неужели этот чужой юноша с серьезным лицом — его сын? Неужели это тот самый мальчик, которого он запомнил смешливым и ласковым малышом? Годы, проведенные в пьяном угаре, совершенно выпали из жизни и из памяти.
