Собственно, это прекрасно понятно и без констатации факта. Идиот. Недальновидный, отчаянный, напрочь лишённый инстинкта самосохранения. Влюблённый.
Неужели Подземье выжрало из меня не всё? Неужели я ещё могу надеяться на что-то, чувствовать… верить? Когда она целует меня, кажется, что да. Кажется, что три дня — это бесконечно много, что мы успеем прожить целую жизнь. Успеем ли? Должны ли? Демоны не умеют любить.
Наверное, я плохой демон.
Её густые текучие рыжие волосы кажутся лучами солнца, когда она расчёсывает их перед окном. Нет, не солнца. Солнце жжёт, обжигает, слепит глаза. Она — луна. Наливает живительной силой, обволакивает, дарит спокойствие и надежду. Лунная жрица, не дай мне забыть эти волосы, когда я снова окажусь там, внизу. Когда меня начнёт терзать вечное пламя, когда темнота хлынет в едва полыхнувшее светом сердце, когда зальёт меня до краёв… Молю, только не дай мне забыть эти волосы!
— …и вообще я не уверена, что стоило говорить маме, — закончила она монолог.
— Что с меня взять? — я развёл руками, как будто действительно повинился. — Я же демон.
— Ты же демон, — закончила она в унисон. — Мама считает, что ты дурак, — вздёрнула носик кири.
— Зато ты от меня в восторге.
— Я тоже считаю, что ты дурак, — она отвернулась, пряча улыбку.
Солнышко, ты даже представить себе не можешь, какой дурак! Не понимающий очевидного, втянувший нас обоих в очень опасную игру.
Я поправил причёску одной рукой и упёр в бедро вторую, крутанулся, красуясь:
— Зато красавчик!
— Думаешь, это компенсирует отсутствие ума? — она приложила расчёску к губам, кажется, серьёзно задумавшись.
— С лихвой! — с готовностью подтвердил я.
Почему-то она погрустнела. Уселась на подоконник, смело перекинула через него ноги, выглядывая на улицу. Как будто равнодушно спросила:
— Рок, что тебе нравится во мне?
Плохой разговор. Слишком грустный. Нельзя вести такие, когда время безнадёжно утекает сквозь пальцы. Я игриво ущипнул её за ягодицу:
— Много чего. Круглая задница, длинные ноги, — я ни слова не сказал про волосы. И про улыбку во сне. Про отчаянные, блестящие упрямые глаза и про свет, который она дарит всем вокруг. Даже тем, кто точно этого не заслуживает.
— Что-то кроме частей тела? — подбодрила она.
Осторожно, боясь задеть, поцарапать, обидеть, я убрал волосы от её шеи и коснулся кожи губами.
— То, что они все собираются в тебя.
Она вздохнула. Тяжело и грустно, будто бы не поверила ни единому слову. А потом откинулась назад, ныряя в меня, как в омут, позволила обнять и посильнее прижала мои ладони своими.
— Лгун, — улыбнулась она. Тоскливо и понимающе. Как будто без неё не знаю.
— Но привлекательный, — шепнул я осторожно, стараясь не потревожить щекочущую губы рыжую макушку.
— Этого не отнять…
Тучи сгущались ещё с обеда. Противная мелкая морось плавно переросла в уверенный дождь, а тот всё больше намеревался дотянуть до ливня. Хоть рыжуля и не хотела признавать, но ей нравились наши прогулки за город после работы. Она ругалась, требовала нести её на руках, чтобы не запачкать туфли, недовольно фыркала, но неизменно выглядела счастливой. Как бы я хотел продлить эти вечера! Их осталось так мало… И сегодняшний пришлось вычеркнуть из-за непогоды. Особенно сильный порыв ветра растрепал её тщательно причёсанные перед сном волосы и занёс в комнату несколько крупных капель. В воздухе запахло грозой.
— Кири, если хочешь простудиться и умереть, делай это в моё отсутствие, — я с силой потянул её назад, в комнату. — Иначе Брид отправит меня в Первому Тёмному сразу за тобой.
— С чего бы? Она пожалеет бедняжку: ты же его до белого каления доведёшь!
Ох, рыжуля, не встречалась ты с Первым Тёмным. И, надеюсь, не встретишься. Для твоего же блага.
Не обращая внимания на визги и тщетные попытки сопротивления, я таки заставил ведьмочку оказаться в помещении целиком. Закрыл ставни, чтобы не дуло.
— Выбрасываться в окно строго по расписанию. Сегодня время вышло.
— Ой, да как будто тебе есть дело! — не сдержавшись, ляпнула она.
Раньше я бы и внимания не обратил, да и какая разница, что там думает маленькая рыжая ведьма? Но Горечь в её голосе резанула больнее ножа. А некоторые ножи могут резать очень и очень больно, тут не совру.
И что делать теперь? Обнять? Утешить? Спросить, что заставляет доверчивую нежную кири кусать губы и отводить взгляд?
Или вновь отшутиться?
У нас осталось так мало времени, так зачем омрачать его ссорой?
Я вздохнул, мысленно выругался и плюхнулся на кровать. Похлопал по одеялу рядом с собой, но Триста упрямо замотала головой и отошла к столу, чтобы переставить с места на место какие-то склянки.
— Рыжуля, что случилось?
Она вздрогнула. Не хотела говорить или сама жалела, что сорвалась. Быть может, она тоже помнила, что осталось всего три дня?
— Демоны всегда лгут, — прошептала она.
Развернулась, сверкая глазами, набрала воздуха, от чего её до смешного скромная ночная сорочка интригующе приподнялась в области груди… и не успела произнести больше ничего.
Тихое жужжание где-то на краю сознания, маленький доставучий рой, на который и внимание ни сразу обратишь, становился всё громче и громче. Он заставлял отмахиваться от невидимых пчёл, морщиться от взрывающей виски боли, кривиться от шума.
Понимание пришло вместе с удивлением:
— Кто-то вызывает демона.
Рыжуля вспыхнула.
— Ну так не отвечай!
— Кири, ты не поняла. Кто-то вызывает меня.
Она топнула ножкой. В лице отчётливо читалось, что своегодемона она не намерена никуда отпускать на ночь глядя. Но вместо этого она нервно сцепила пальцы в замок:
— А ты можешь… не идти? Демонов редко вызывают за чем-то хорошим. А я не хочу, чтобы…
Я не выдержал и расхохотался, больно ударившись затылком о стену. Жужжание в голове стало совсем нестерпимым.
— Ты не хочешь, чтобы демон творил зло, рыжуля?
Она сощурилась с вызовом:
— Не хочу.
— Ты что-то напутала, кири, — я подскочил, навис над ней, но не нашёл в себе сил напугать, поэтому просто мстительно отобрал расчёску. — Я здесь именно для того, чтобы творить зло!
— И что же ты натворил за последний месяц? — ведьма взорвалась, оттолкнула меня. — Стащил из лавки булку с изюмом? Дал пинка воришке, который пытался вытащить у старухи кошелёк? Гавкнул в ответ на бешеную собаку? — Триста едва не расплакалась. — Что происходит, Рок? Демоны всегда лгут? Демоны делают всё ради своей выгоды? Тогда что делаешь ты? Почему ты такой неправильный? Почему ты ведёшь себя так, что тебя невозможно ненавидеть?