И что теперь? Если обе выжили, знакомство со свекровью считается успешным? Кажется, в этом мире да.
— А-а-а-апчхи! — громогласно чихнула Ленора уже на пороге, тут же снова принимая невозмутимый вид, потрясающе контрастирующий с наливающимся под глазом синяком, про который агент не рискнула ей сообщить. — Ненавижу розы!
— Тогда почему бы вам от них не избавиться?
Ленора посмотрела на сад так, как смотрят лишь на кладбище, и внезапно с нежностью улыбнулась:
— Потому что их обожал мой старший сын.
Глава 8. А ты меня любишь?
Любила ли Пижма роскошь? Нет, как можно?! Она ведь не какая-нибудь сопливая девчонка, мечтающая о нелёгкой принцессьей доле, требующей ежедневно выбирать, обрядиться в голубое платье или в розовое! Пижма — взрослая серьёзная женщина, боец, агент безопасности, принимающий тяготы и лишения как должное. И она не получала ни малейшего удовольствия, нежась сейчас в ванне, наполненной пеной и горячей водой (комфортабельное какое-то средневековье!), отмачивая стёртые ноги, натираясь душистыми маслами и поглощая в немеряных количествах местный аналог винограда, истерически визжащий в момент поедания, но сочетающий в себе невероятный вкус мёда, хмель качественного пива и запах жареных семечек.
— Нет, дорогая, они не живые, хотя так было бы, конечно, веселее, — успокоила её за ужином Ленора, — просто скрипучие. Но, согласись, вкус того стоит.
— Стоит, — поковырявшись в ухе после очередного визга, согласилась Пижма и закинула в рот ещё пару ягод.
Агент машинально вытерла мокрым предплечьем скатывающийся от жары по лбу пот и зашипела: ожог от знакомства со свекровью обещал сходить долго. Правда, как выяснилось, медицина на Лимбе, несмотря на наличествующую магию, не более развита, чем на земле, так что и Леноре придётся избавляться от фингала народными средствами — льдом и сказками о том, что случайно упала.
Когда женщины под ручку, щебеча и воркуя, вплыли обратно в дом, Леонард уже стоял наготове со склянками отваров в одной руке и кувшином вина в другой. Новоявленные подружки, не сговариваясь, выбрали второе и ещё долго, отправив мужчин подальше, обменивались советами по воспитанию мужей. Узнав, что в своём мире Пижма работала, госпожа Ангуссон аж поперхнулась дымом:
— Смею надеяться, исключительно ради своего удовольствия? — уточнила она.
— Ради удовольствия иметь свою квартирку и не иметь слишком близких знакомств с коллекторами. Ну и поесть иногда хочется.
— Это бесчеловечно! Нет, разумеется, в нашем мире многие женщины тоже работают. Есть селяне, вынужденные трудиться в полях, торговки, кухарки, служанки… Но ты, милочка, выглядишь слишком привлекательно, чтобы утруждать себя подобными мелочами. На что же тогда муж?!
Пижма отметила, что Лимб с его правилами определённо нравится ей всё больше. И правда, на что же тогда муж? Впрочем, теорию самореализации и любимого дела никто не отменял. Девушка благодарно приняла набитую трубку, так и эдак повертела её, попыталась неумело раскурить, шарахнулась, когда Ленора, выщелкнув из пальцев огонёк, взялась помочь.
— Вот за что ты мне нравишься: я только руку подняла, а ты уже к драке готова!
— Это рефлекс, — отложила Пижма трубку, — ничего, если я по-простому?
Ленора внимательно следила, как невестка, коей по должности полагалось изображать воплощение нежности и невинности, сноровисто сооружает самокрутку.
— И мне сделай, — заинтересовалась она.
— Ну так у нас всё иначе устроено, — самокрутка получилась аккуратненькая, почти профессиональная, и Пижма с тоской вспомнила весёлые студенческие годы, когда она вот так же курила с поймавшим её на горячем преподавателем. Мужик оказался на диво понятливым и шутливым, отобрал у нарушителей спокойствия из двести седьмой, посмевших травить анекдоты после одиннадцати, пачку чипсов и ещё полночи рассказывал, что, может, всю жизнь мечтал вот так по-простому со студентами посидеть, а они его боятся и чураются. Пижма тоже боялась и чуралась и вообще была уверена, что следующее утро станет её последним перед исключением, поэтому с высоты девятнадцатилетнего опыта рассказывала старику, как тяжело заводить друзей и как легко они отваливаются, как только дружить становится чуть сложнее. На следующее утро её не исключили. И через неделю. И через месяц тоже. А в конце семестра, поймав на себе заговорщицкий взгляд старого хитреца, она осмелела настолько, что, припозднившись, повторила посиделки на кафедре, правда, уже со своим тортиком. Словом, автомат по связям с общественностью она получала до самого выпуска: старикан справедливо решил, что, раз уж она сумела поладить с ним, то ни с какой другой общественностью проблем не возникнет.
— Так как же всё устроено у вас? Всех женщин вынуждают по-рабски работать?
— Вообще всех. Дети, старики и инвалиды тоже не в безопасности, — преувеличила Пижма. — Да нет, это я шучу. Я бы, например, не могла сесть на шею мужику.
Ленора, не выпуская сигарету из пальцев, с удовольствием вытащила из причёски шпильки и растрепала шикарные, длинные, хоть и совершенно седые волосы, зажмурилась, как кошка.
— Сесть на шею? Милочка, ты, кажется, помешана на том, чтобы быть сильной женщиной. Не сесть на шею, а позволить себя содержать. Ключевое слово — позволить.
Пижма завистливо пригладила собственные торчащие во все стороны пряди.
— Я не могу позволить себе позволить. Мне лорд или принц не светит… Не светил. Вот я сама и…
Госпожа Ангуссон запрокинула голову в беззвучном смехе и лениво встала, чтобы дёрнуть за кисточку и приподнять полог над скрытой в тени картиной. Картина была столь же немолода, сколь и хозяйка дома, но столь же искусно обрамлена золотом и украшена драгоценными камнями. С растрескавшегося от времени полотна смотрела улыбчивая молодая женщина с аккуратными чёрными, как уголь, завитками в высокой причёске. Весь вид её, от незагорелых длинных пальцев, до идеально ровной осанки, говорил о благородном происхождении. Под руку же её держал низенький, толстенький, чуть менее лысый, чем сейчас, но очень легко узнаваемый дядя Сэм. В характерном наряде слуги.
— Наш художник любил пошутить и запечатлел первый портрет после свадьбы в таком виде, — Ленора улыбнулась почти той же улыбкой, что освещала лицо нарисованной девушки, только, если замершая в краске девушка горела счастьем, радость сегодняшней Леноры едва тлела, как остывающая зола.
— Он, случаем, рук за это не лишился?
— С чего бы? У меня всегда было отменное чувство юмора. Он лишился ног, — с полной серьёзностью заявила Ленора. — О, милочка, ты опять напряглась? Тебя уже и рассмешить нельзя? Он не лишился ног, нет! Я отрезала ему ухо и отправила в заключение в другой мир.
— Снова шутите?
— Как знать, как знать…
Пока хозяйка дома самозабвенно любовалась делами давно минувших лет, Пижма наконец-то закинула ноги на стол, в тайне надеясь, что её не постигнет участь творца, причём независимо от того, как именно он поплатился за дурацкую шутку. «Ну и что она тебе сделает, если до сих пор не убила?», — бахвалился один внутренний голос. «Может, с чувством юмора у неё и не очень, зато воображение отменное», — предупреждал другой. «Заткнитесь оба!», — велела агент и заглушила шизофренический диалог, на всякий случай вновь опуская стопы на пол.
