— Притвориться маленькой птичкой?
— По крайней мере, предупредить маму, чтобы она успела защитить Древо. Ну же! Наори на меня… Только шёпотом. Ударь. Скажи что-нибудь возмутительное, что ты обычно говоришь.
— У меня есть идея получше.
Ну же, Пижма! Это не так сложно! Проклятье, это в разы сложнее, чем драться или бежать кросс. Это сложнее, чем всё, что она когда-либо делала.
Девушка закрыла глаза и позволила себе, наконец, сделать то, о чём мечтала так давно, что и стыдно признаться: она прижалась к нему всем телом, глубоко вдыхая запах ромашки, запуталась пальцами в волосах, прижалась носом к его щеке и шепнула:
— У тебя всё получится…
Она не успела толком поцеловать, лишь неловко мазнула губами по его лицу, чувствуя, что кожа на щеках почему-то вдруг перестала быть мягкой и гладкой.
Наверное, это было больно. Агент точно слышала, как трещали кости, как лопалась кожа там, где одна за другой проклёвывались чешуйки, как натянутой струной звенели мышцы там, где ноги превращались в лапы, вырастая, грубея…
Вырастая?!
Девушка отскочила назад как раз вовремя.
Леонард, тяжело дыша, то и дело выпуская изо рта дым вместо воздуха, увеличивался в размерах.
Чешуя, переливающаяся алым, когти, каждый из которых подошёл бы для изготовления рога изобилия, огромная пасть, явно не красоты ради забитая клыками… И удивлённые, огромные, светлые глаза Леонарда.
Наверное, он не был столь же огромен и зол, сколь Ювеналий. Но это был её Дракон, настоящий, огнедышащий, пусть и немного наивный. Пижма с разбегу забралась к нему на спину:
— Ты же не надеешься, что я отпущу тебя одного?
Он выпорхнул из пещеры сгустком алого света, ярким солнцем среди затянутого тучами неба.
— Йу-у-у-у-уху-у-у-у! — проорала агент, демонстрируя всем, кто не верил в её дракона, средний палец: пусть им уже и не видно, зато ей легче. — Выкусите-е-е-е!
Ветру полагалось бы свистеть в ушах, но они были быстрее ветра. Пижма прижималась к горячей шее своего монстра, не решаясь открыть глаза, чувствуя лишь, что становится всё холоднее, что пальцы и ноги, вцепившиеся в дракона, давно сводило бы от холода, если бы он не грел её пылающим где-то под бронёй огнём.
Ребёнком она каталась на каруселях. На тех самых, которые пулей взлетали кверху, на многие метры, а потом раскручивались так быстро, что глаза начинали слезиться от скорости, а не от страха. Она никогда не могла заставить себя посмотреть вниз. Лишь однажды перестала жмуриться, но сообразив, что карусель раскрутила кабинки параллельно земле, пообещала себе больше не поступать так опрометчиво. И никогда больше не садиться на подобные аттракционы.
Но на этот раз она была не одна.
Огромный, живой, жаркий, её Дракон ни за что не позволил бы ей упасть.
Пижма открыла глаза и задохнулась: небо, земля, ветер — всё перестало иметь значение. Она неслась сквозь облака, вдыхала чистую скорость, загребала ладонями клочья грозовых туч.
Где-то справа косыми струями падал дождь. Вниз? Вбок? Да какая разница?! Дракон обогнул тучу, лишь слегка задев и намочив огромное крыло, как и рука Лео, расцарапанное до крови. Они играли с молниями, уворачиваясь от электрических разрядов, поднимались выше — туда, где тучи уже не имели над ними власти, где светило умытое летнее солнце, и тут же, задыхаясь не то от высоты, не то от восторга, падали вниз.
— А-а-а-а-а! — она хотела сказать что-то вразумительное, что-то умное и красивое, как кружевная юбка, ушитое метафорами, но могла лишь кричать. От страха? От счастья? Или от того, что наконец-то была не одна?
Они почти забыли, зачем поднялись в небо. Не осталось ни границы миров, ни второго дракона, которого требовалось остановить. Но впереди землю и небо отчётливо соединяла, словно пытаясь притянуть одно к другому, дымная пуповина.
Чёрный дракон добрался до имения первым. Он кружил вокруг здания, давно выплюнувшего в разные стороны всех обителей, и снова и снова выдыхал пламя, заставляя вырвавшееся из плена Древо гореть быстрее.
Крохотная комната на самом верхнем этаже оказалась не в силах удержать древнее божество. Высвобождая корни, руки-ветви, оно рвалось на свободу, тянулось, простирало полыхающие ладони вверх, не то ожидая спасения, не то прощаясь с кем-то, кого ждало многие века.
Новый клуб пламени заставил воздух задрожать, взвизгнуть зевак, променявших безопасность на редкое зрелище и не убежавших достаточно далеко.
— Держись крепче, — рыкнул Леонард, пикируя на дракона втрое крупнее него сверху.
Когти проскрежетали по чешуе, словно ржавая телега пыталась сдвинуться с места. Не ожидавший нападения Ювеналий прочертил огненную дугу вверх от макушки дерева, вымахавшего куда выше имения и продолжавшего расти наперекор всполохам пламени.
— Вы не нужны мне! — прорычал чёрный дракон. — Уходите!
— Оставь в покое Древо, Ювеналий! Оно — не зло!
Древо продолжало тянуться к небу. Не растение — огромное, древнее божество принимало истинную форму, прежде чем отправиться в небытие. Оно разметало ветви, как могли бы разметаться волосы умирающего от горячки, скрипело, словно рыдая, прощаясь с миром, который больше не желал его.
— Это — не зло?! — чёрный дракон попытался рассмеяться, но лишь неумело, непривычно задохнулся дымом. — Я и не говорил, что Древо — зло. Зло — это люди. И они никогда не научатся просто жить рядом с Богом! Они желают Богом управлять! Я не убиваю, я спасаю его. От вас. От нас!
Клуб огня пушечным ядром выстрелил в Леонарда. Алый дракон, пытаясь прикрыть величайшую ценность, оседлавшую его, подставил огню живот и сгорел бы дотла, если бы Пижма, словно лошадь удилами, не направила его в сторону.
— Ха-ха! — торжествующе завопила агент, когда огненная стрела просвистела мимо. — Огонь не может убить дракона! Мудила! — добавила она, чтобы не прослыть плагиаторшей.
Лео пикировал снова и снова, полосуя угольную чешую, выдирая её клочьями, оставляя глубокие борозды на теле, но враг не обращал внимания. Лишь устало отмахивался, слепил глаза клубами дыма, и снова и снова выдыхал огонь в костёр, который не могло погасить уже ничто.
— Я не могу остановить его! Он же умрёт! — в плавящемся от пожара воздухе завис крылатый чёрный силуэт.
— Я и так умираю, — проговорил Ювеналий. — И это мой последний дар Лимбу.
Чёрный дракон бросился в пламя, облизывающее, уродующее испещрённую морщинами столетий кору божества. И божество приняло его в свои объятия.
— Не-е-е-ет! — Лео кинулся следом, пытаясь ухватить, вытащить, спасти Ювеналия, но крылатый монстр уже превратился в жившего слишком долго старика.
Ветви распяли его тело, подняли над огнём, не допуская позорного, трусливого самоубийства, Древо ожило, шевельнулось, словно прижало к себе недвижимое тело, не в ненависти, не в порыве мести, а прощая, отпуская так, как умеют прощать и отпускать лишь боги.
