– Говоррри!
Раскатистое «ррр» в голосе парня все больше походило на звериное рычание, гласные становились жестче и короче.
– Там, – охотник, взмахнул рукой в сторону старой ширмы или фанеры, что чуть криво загораживала угол. Настолько криво, что внизу была видна часть ступни в черном чулке. Мы с Альфой синхронно подались вперед. Вернее я подалась, а волк бросился в дальнюю часть подвала и с яростью отбросил лист фанеры.
Между стеллажами, рядом с обрезками пластиковых труб стоял стул, на нем сидела девчонка, точно такая же, как мне запомнилось, с потеками косметики на щеках и стрелкой на колготках. Девушка сидела прямо. Слишком прямо, слишком неподвижно для живого человека, неужели Денис…
Я обернулась к охотнику. Показалось и его лицо снова стало моложе? Исчезли морщины и следы смертельной усталости, вот только седина по-прежнему серебрила виски. У кого он забрал жизненную силу? Ответ был мне известен. Я знала, что он убийца, знала, что это его природа, как моя природа – похоть. И все же…
Альфа обернулся, на лице, так похожем на морду, ярость, которую очень быстро вымещал страх.
– Что.. Шштттоо тыыыррр ссс ней сссделааал?
– Всего лишь загнал ее разум в…
Охотник говорил, но альфа уже не слушал, его тело изгибалось, обрастая буграми мышц, лицо вытягивалось, превращаясь в морду. Альфа больше себя не контролировал, он бросился на охотника как бросается бешеный пес, на все, что попадает в поле зрения.
Я вскрикнула, отпрянув в сторону, когда зверь пронесся мимо. Но хозяин дома оставался полностью спокойным, он просто сделал шаг в сторону в самый последний момент, как пикадор на арене, что уворачивается от рогов быка. Я едва уловила это стремительное скользящее движение.
Волк даже не успел полностью трансформироваться, так ему хотелось пустить кровь охотнику. Бабушка всегда говорила, что гнев – плохой советчик.
Денис просто ушел с его пути, и альфа врезался в дверь за спиной мужчины. Дверь, в которую мы только что вошли. Но стоило оборотню соприкоснуться со створкой, как на ее поверхности вспыхнул призрачным светом рисунок. Всего несколько соединяющихся меж собой линий, таких простых и таких действенных. Еще одна руна.
Альфа врезался в дверь башкой и рухнул на ступеньки.
– Руна стабильности. Она же руна неизменности, кажется кельтская, – Постаралась припомнить я.
– Мне все равно чья она, – пожал плечами охотник, – Главное, что работает, не позволяя ему завершить обращение, – и склонился над парнем, – Молодой глупый волчок, – он говорил почти ласково, а в светло-карих глазах уже начала свое бесконечное вращение спираль. Он вбирала в себя силу оборотня, его злость, его ярость, его желание изменяться…
– Так, где девчонка? – спросила я только чтобы не молчать, не смотреть, как Денис опустошает оборотня, наверняка, так же, как когда-то меня. Только вот со стороны это смотрелось почти… обыденно. Даже буднично. И никаких фанфар, вспышек молнии и трагической музыки на заднем плане. Один мужчина склонился над другим, полностью обнаженным. Тут черте что можно напридумывать. И все это будет далеко от правды. – Где ее разум?
Я думала он не ответит, но…
– В подвале. В настоящем подвале.
– И что там?
Девушка продолжала сидеть на стуле между стеллажей, словно кукла, которую наигравшийся ребенок забыл уложить спать. Она сидела и смотрела в пространство, а по лицу текли слезы.
– Там? – Денис поднял голову и посмотрел на меня. Темнота его глаз посмотрела, – Что угодно. Этого места не существует. Место, где каждого ждет его самый жуткий кошмар. То, чего он боится больше всего.
– Ты придумал…
– Я ничего не придумываю, – охотник выпрямился.
«Альгиз» на его руке с тихим шелестом осыпалась. Я сделал шаг вперед, до конца не понимая, что хочу сделать. Хочу прикоснуться к нему еще раз или хочу ударить.
Того охотника, который полагал себя всесильным настолько, что позволил мне себя убить. Или хочу расплакаться, совсем как та девчонка на стуле?
Руна исчезла, а мужчина продолжал стоять, продолжал говорить, продолжал жить. В воздухе снова ощущалась его сила, а вот альфа, что валялся у его ног, вдруг спал с хм… морды. Шерсть местами осыпалась, напоминая побитую молью шкуру. Не знаю, что я испытывала, глядя на Дениса. Облегчение? Безусловно. Облегчение, что он жив, хотя… Я ведь это предполагала, пусть не решалась высказать вслух. Только дурак предпочтет героическую смерть, когда можно выжить за счет другого. Дурак или герой баллад, зачастую это одно и то же. Именно поэтому я металась там, в коридоре, от окна к окну, от одной двери к другой. Я знала, что хочет сделать охотник. И теперь испытывала облегчение, что он взял щепотку жизни не у беременной девчонки, а у волка. И плевать мне на то, что она меня не жалела, это ее чувства, не мои.
– Чтобы ты там не увидела, это принадлежит лишь тебе. Твой самый страшный сон. Я не создаю кошмары, я лишь заставляю их ожить. Помогая каждому спустить в их личный наполненный монстрами подвал, – несколько секунд он молчал, а потом спросил, – Что было в твоем?
Я посмотрела на лежащего у ног охотника оборотня, на девушку, что все еще таращилась в никуда и все еще плакала.
– Ты, – ответила я.
Что для лайне самый большой кошмар? Чего она боится больше всего на свете? Не смерти, нет. И не старения, хотя, тут многие бы поспорили. Больше всего суккубы страшатся того, что тот единственный, что был избран для тебя самой судьбой, богами, провидением или маленькими зелеными человечками, тот, без, которого ты дальше просто не сможешь жить, по сравнению с которым вся остальная «еда» покажется тебе пресной и безвкусной – обернется зверем. И не зверем с когтями и клыками, как оборотень, а настоящим. Тем, кому понравится причинять тебе бесконечную боль, слышать твои крики в ночи, отдавать жизненную силу и с болью получать ее обратно. И ты ничего, абсолютно ничего не сможешь с этим поделать. Ни один суккуб не сможет, если хочет жить, конечно. Некоторые не хотят. Перед избранниками мы так же беззащитны, как люди перед нами. Кто-то даже видит в этом вселенскую справедливость.
Я же вижу в этом великое свинство.
– В моем кошмаре был ты.
На миг, на один удар сердца он побледнел. Я могла бы и не заметить, если бы не всматривалась так пристально в лицо охотника. А может это всего лишь игра света и тени ламп, что изредка мигали под потолком.
– Так вот почему ты… – охотник сделал шаг ко мне, сжимая кулаки, но куда больше меня испугали не его руки, а его глаза, которые вдруг разом заполнила чернота.
Что я «там» и «почему» услышать не удалось. Мы слишком увлеклись ища ответы на вопросы, которые вполне могли подождать. Оборотень оказался крепче, чем думал охотник. Размытое движение я уловила за миг до того, как альфа оказался на ногах, и пусть из разбитого носа текла кровь… Алая кровь на белой, как алебастр, коже. Пусть шерсть осыпалась на пол, пусть он вложил в этот рывок все силы, что у него еще оставались, после того, как над ним клонился охотник.
