― Ане поживет у нас некоторое время, ― обрадовал ее охотник. Не знаю, что меня удивило больше, то, что он знал мое имя, или слово «поживет». ― Обеспечьте девушку всем необходимым.
На лбу женщины появились вертикальные морщины.
― Она суккуб, ― пояснил мужчина.
А вот это уже интересно? То есть женщина в курсе кому служит, и какие в этом доме бывают гости?
― И подрабатывает девочкой по вызову
― Точно, ― поспешила согласиться я, ― А он меня вызвал.
Женщина с грохотом опустила крышку на одну из кастрюль и вышла. Надеюсь, не за мышьяком. Охотник притворился глухим.
Ели в молчании. Вернее, я ела, а мужчина смотрел куда-то поверх моей головы. Тишина казалась вязкой, как кисель, иногда ее разбавляло фырканье закипевшего чайника и стуком приборов.
Аппетит улетучился раньше, чем опустела тарелка. Я отложила вилку.
Что я тут делаю? Почему мирно сижу, вместо того, чтобы расцарапать охотнику физиономию?
Словно поняв, о чем я думаю, взгляд золотистых глаз задержался на моих руках. Я отодвинула тарелку, открылась и закрылась дверь, в кухню вернулась… как ее там? Валентина Падловна?
― Спасибо, все было очень вкусно, ― проговорила я, когда она посмотрела на недоеденный кусок мяса, складка на лбу стала еще глубже.
― Вот, переоденься, ― женщина положила на стол что-то хлопковое с пуговицами и ромашками по ткани.
― Спасибо, ― я с готовностью вскочила и…
… одним движением стащила платье. Переодеваться, так переодеваться. Жаль только, что белья на мне не было, бюстгальтер я не надела, а трусики остались на память тому парню в отеле. Хотя вру, ни капельки не жаль.
Бабка охнула и перекрестилась. Занятно.
Охотник был куда сдержаннее на эмоции. Он откинулся на спинку стула, окидывая меня взглядом от кончиков пальцев ног до макушки. А потом обратно.
― Заканчивай цирк, ― лениво произнес он.
Слишком лениво. Лишь слегка изменилась интонация. Настолько слегка, что человек бы ничего не услышал.
Я склонилась к мужчине, накрывая его ладонь своей. Моя грудь оказалась прямо напротив его глаз. Пусть хорошенько рассмотрит то, отчего отказывается. Рука охотника едва заметно дрогнула, пульс замедлился, чтобы пуститься вскачь. Мои соски тут же напряглись…
Наверное, тот глоток коньяка был лишним, или я слишком воодушевилась, поняв не настолько безразлична мужчине, как тот пытался показать. А может, еще что, но я совершила ошибку.
― А ты не такой неуязвимый, каким кажешься, Денис…
Я еще не успела договорить, а тарелка уже полетела в одну сторону, а стол в другую. Зазвенела и рассыпалась стеклами столешница. Крепкие пальцы обхватили мою ладонь. Он дернул меня к себе. Я ударилась коленями о его стул и упала, осколки впились в голые ступни. Второй рукой охотник схватил меня за волосы, заставляя меня задрать голову.
― Скажу один раз, сук… суккуба, ― он дернул так, что у меня на глаза навернулись слезы, ― Во-первых, я запрещаю произносить мое имя, а во-вторых… Можешь вертеть задом как угодно. Можешь гордиться этим, но даже если я снизойду до грязи вроде тебя и трахну в ту дырку, что ты сейчас с таким усердием демонстрируешь, это ничего не изменит. Тебя ждет уютная могилка метра на два.
Я судорожно выдохнула, потому что знала, что последует за этим. Он отбросит меня, как грязную тряпку. Отбросит и перешагнет, а вечером вернется и тогда я смогу до хрипа выкрикивать его имя, и сотню других до кучи, это уже не будет иметь никакого значения.
Одна ошибка и, думаю, что еще одна не будет иметь никакого значения. Я подалась вперед невзирая на боль, и посмотрела ему в глаза.
― Ты прав, охотник, ― прошептала я, несмотря на боль, ― Я суккуб, и ты знаешь, как мы убиваем. ― Я почти коснулась губами его уха. ― Так зачем мне пачкаться? Зачем пускать кровь мальчишке, если он и так был мой с потрохами, от члена до затылка. Я могла осушить его до дна одним глотком, и он бы умер с улыбкой на губах. Мое дело – это удовольствие, а ножи и кровь ― это по твоей части, охотник. Не моей.
Несколько секунд мы так и стояли друг напротив друга. То ли враги, то ли любовники, то ли бывшие, то ли будущие. И он все-таки отбросил меня. Отбросил на битое стекло, перешагнул и ушел не оглянувшись. Но вопреки боли, вопреки порезам и страху – вопреки всему, я знала, этот раунд остался за мной.
Тогда почему же так хочется плакать?
― Вставай, нечего сырость на моей кухне разводить.
Я подняла голову. Надо мной, уперев руки в бока, стояла Валентина.
― вставай-вставай. ― Она покачала головой и поставила на стул, где сидел охотник, аптечку. ― Ишь какая. ― Валентина смотрела, как я поднимаюсь и сажусь на соседний стул, ― Где это видано, чтобы девки платья перед мужиками скидывали?
Я едва подавила желание подробно объяснить ей где.
― Нашла из-за чего реветь, ― он легонько стукнула меня по руке, не давая дотронуться до пореза на бедре, и ловко вытащила осколок стекла невесть откуда взявшимся пинцетом, ― Чего глазищи бесстыжие вытаращила? ― Я моргнула. ― Зеленеющие, как у кошки, а волосы, ― она обвиняющее ткнула в меня бутылочкой с перекисью, ― Красишь небось? Черные, как вороново крыло. Красивая же девка, ― я покорно кивнула, а она стала обрабатывать порез, продолжая говорить, ― Такую не грех и в жены взять, так зачем на мужиков вешаться? В гетеры потянуло? ― спросила Валентина, и от того, с каким значением она произнесла это старомодное «гетеры», я едва не рассмеялась, ― Под мужиков ложиться, разве ж это дело? Кто себе такую судьбу выберет… И чем только девки думают?
― А вы когда выбирали свою, о чем думали? ― с интересом спросила я, ― Когда решили быть человеком?
― О чем ты? ― домоправительница наклеила на рану пластырь и подняла голову, ― Я не выбирала. Я родилась человеком.
― Так и я, ― я пожала плечами, ― Такой родилась. Заниматься сексом для меня, ― губы женщины снова сжались, думаю, ей слово «секс» не понравилось, ― Так же естественно, как вам дышать. И без этого «кислорода» я очень скоро задохнусь и умру.
Ну, не рассказывать же ей, что это «скоро» растянется лет на двести. Я же не человек и стареть буду очень медленно. Другое дело, что я планирую навсегда остаться девчонкой-старшеклассницей.
― Прикройся, бесстыдница, ― Валентина швырнула в меня чем-то похожим на пижаму, ― И шагом марш в комнату.
― Может, вам помочь прибра…
― Второй этаж, третья дверь с правой стороны, ― отрезала бабка, ― Надумаешь бежать, скажи, чтобы я обед собачьим иродам не готовила.
