— Ас Настей что? — в нетерпении спросил Матвей.
— Так, знамо дело, схоронили ее, что же еще. В саду у дома, отец даже памятник распорядился поставить. Ты, наверное, видел его. Фигура из белого камня, если от дома к озеру идти, там тропка, не доходя до воды, раздваивается, и та, что правее, к зарослям шиповника сворачивает. Вот там она и похоронена, почти у самой воды.
— Где? — Матвей от неожиданности чуть снова не выронил карандаш, настолько нелепым казался этот переход от событий полуторавековой давности к настоящему. — А почему не на кладбище?
— Потому, — назидательно ответил старик, поднял кружку и все же отхлебнул остывшего чая. — Али не знаешь, кого запрещено на освященной земле хоронить?
— Са… самоубийц, — хрипло ответил Матвей, чувствуя, как по позвоночнику прошелся холод нехорошего предчувствия. — Так это еще не вся история?
— Для кого как, — старик опустил чашку. — Выяснилось все недели через две. Завгородний, как только дочь о Митьке заикнулась, управляющего-то с сынком выгнал. Вернее, Митьку сразу в шею, а Прохору велел дела сдать и уматывать. Велел, а сам снова за бутылку. Он уже давненько делами не занимался, все больше по кабакам заседал. А Прохор с сынком злобу затаили. Уж не знаю как, но уговорили они Настю им помочь, видать сильно девчонке эта любовь разум затмила, раз она согласилась. Но только упросила она отца какую-то бумагу подписать, то ли чистую, то ли сразу доверительную, а тот с пьяных глаз и подмахнул. Тогда еще не знали, что Прохор то уволен, а тот, стервец, этим и воспользовался. Объехал с этой бумагой все банки, да снял капитал Завгороднего. И если бы только его, но и других вкладчиков, карьер-то не только промышленнику принадлежал. Скандал был жуткий, говорят, чуть ли не до государя дошло. Хотя врут поди, где государь и где песчаный карьер? Но итог один, бежал Прохор с капиталом-то, только его и видели, а вот сынок чуть подзадержался, за что и поплатился, правда, его потом выпустили…
— А Настя? — хрипло спросил Матвей.
— Может Митька и уверил ее в своей любви, да только деньги он любил больше. Не нашлось ей места в его дальнейшей жизни. Наверняка было какое объяснение меж ними, потому как она с горя-то и того… повесилась. А может от стыда, что отца чуть в долговую яму не отправила, а может, еще с чего. Но…
Матвей закрыл глаза, пытаясь представить, что чувствовал промышленник, когда в один прекрасный день понял, что лишился всего, что предал его самый близкий человек, что люди шушукаются за его спиной, показывают пальцами… Представил и едва не сломал карандаш.
— Не знаю, что стало с Завгородним потом. Он продал дом, хотя вряд ли получил великие деньги, и уехал. Вот и вся история.
— А нянька?
— Что нянька?
— Она тоже уехала? — Матвей посмотрел на фотографию, на суровое лицо старой женщины.
— Честно говоря, — старик заморгал, снова надел очки и тоже посмотрел на фотографию, — никогда не интересовался ее судьбой. Наверное, что ей еще оставалось делать?
«Ага» — подумал Матвей и, написав блокнот большими буквами «нянька», несколько раз подчеркнул слово.
— Вот такие страсти кипели в нашем Алуфьеве, а молодежь все в город тянет, — усмехнулся старик. — А ежели время есть, могу тебе и про Меченого рассказать, что красному комиссару жить не давал, хочешь?
— В другой раз обязательно, — пообещал Матвей, очень надеясь, что никакого другого раза не будет, захлопнул блокнот и поднялся. — Спасибо вам и за рассказ и за чай, — он посмотрел на чашку, к которой так и не притронулся. — До свидания.
— Да, на здоровье, нам старикам лишь бы поболтать… — библиотекарь продолжал говорить, но мужчина уже направился к выходу из зала.
Теперь он знал, где похоронена Анастасия Завгородняя.
И еще он знал, что нипочем не станет покупать лопату в местном хозяйственном магазине, а лучше доедет до города и зайдет в супермаркет. Нужно купить лопату! А еще щелочь. Или кислоту, в общем, на месте разберется.
Кто бы мог подумать, что в родной город его заставит вернуться не закрытие уголовного дела, а история о покончившей с собой девушке?
10. Восхищающаяся умениями (1)
Настя подняла ладонь и сквозь нее пролетела последняя капля закончившегося дождя. Она оглянулась на дом, как ни странно, тот все еще стоял. Иногда, просыпаясь после дождя она думала, что не найдет его на прежнем месте, что кто-то испугается настолько, что пригонит из Алуфьево бульдозер и сравняет постройку с землей. Но если такая мысль и закрадывалась в головы постояльцев, до решительных действий дело пока не доходило.
Девушка задрала голову. Подгоняемые ветром тучи медленно уходили на восток, но небо все еще оставалось не по-летнему серым и хмурым. Того и гляди польет снова. И тогда… Настя обхватила себя руками и посмотрела на озеро. И тогда она снова станет беспомощна, она заснет, как засыпала в детстве под мерный перестук капель по подоконнику. Раньше она любила слушать шум дождя, почти так же как сейчас ненавидела. Что-то случилось под этот перестук капель, что-то нехорошее, но она никак не могла вспомнить, что именно. Она знала, что умерла, но почему-то не могла вспомнить как.
Ее мысли прервал удар. Нет, не удар, а звук удара, вибрация, которая передалась от земли к ногам, поднялась по спине и кольнула затылок, словно стоишь на пороге кузни, когда кузнец бьет молотом по наковальне, и каждый удар ты ощущаешь всем телом.
Настя закрыла глаза и оказалась на подъездной дорожке. Автомобиль Матвея все еще стоял там, правда чуть правее. Значит, он куда-то уезжал…
Еще один удар, от которого ее охватил озноб. Нянька называла это явление «кто-то прошел по твоей могиле». Могил в округе было не так много.
Снова удар…
10. Восхищающаяся умениями (2)
Настя обернулась. Озеро, дом, шум машин на дороге, подлесок, тропа.
Удар, и озноб, охвативший ее. перешел в дрожь. Неужели он нашел…
Она не успела додумать мысль, как оказалась среди деревьев. Солнечные лучи, проникавшие сквозь кроны, желтыми пятнышками ложились на толстый ковер из хвои и листьев, словно раскрашивая его. Они скакали по светло-серому надгробному камню, чуть сдвинутому в сторону, пробегались по скорбному лицу статуи, так на нее похожей.
— Чем заняты? — спросила девушка и согнувшийся над свежевыкопанной ямой мужчина вздрогнул.
— Я не остановлюсь, — угрожающе произнес он выпрямляясь.
— Обещаете? — спросила Настя, опускаясь на колени и тоже заглядывая в яму. — Ох, всем бы так мужья говорили, — сказала она фразу, что часто повторяла Гулька и жалея, что у нее так и не хватило смелости спросить подружку, что она значила. Ведь знала же, что-то неприличное, оттого и не спрашивала.
— Я тебе не муж, — резко ответил Матвей, снова берясь за лопату, и непонятно с чего смутился.
